Мой прекрасный князь

Вот гул голосов постепенно смолкает. Взгляды устремляются на дорогу, по которой к площадке приближается бронетранспортер. Кажется, эта машина так называется? Он притормаживает у ограждения, тяжелая дверь откидывается, из него выпрыгивают вооруженные бойцы в камуфляже. Следом показывается Ярик, ему подают руки, он спускается и под их конвоем направляется к сцене…

Публика восторженно ревет, уверенная, что это часть шоу. И только несколько человек понимают – все происходит по-настоящему. Над толпой взлетают сотни рук с зажатыми в них телефонами. Журналисты тоже вскинули камеры и фотоаппараты. Если что, свидетелей будет предостаточно – видео с концерта начнут разлетаться по Сети прямо сейчас, кто-то наверняка ведет прямые эфиры. Похоже, неизвестные этого и добивались…

Ярик поднялся на сцену, встал к микрофону, привычным жестом вцепился в него обеими руками. Автоматчики замерли по краям сцены, уставившись на зрителей тяжелыми взглядами из-за прорезей в масках, но никого это не смущало – толпа продолжала неистовствовать. Василиса заметила, как напряглись стоявшие вдоль сцены переодетые бойцы спецназа, но они, видимо, получили незаметный знак от командира и остались на своих местах. Музыканты взяли первые аккорды…

Звук был настроен так, что голос Ярика проникал под кожу, вибрировал глубоко внутри и пробивался до самого позвоночника. Василиса чувствовала себя ослепленной и оглушенной, с трудом фокусируя взгляд на фигуре сына. Он был в простых джинсах и обычной белой рубашке, своих собственных. Она помнила эту одежду – сколько раз стирала. Рубашку он носил редко, только когда парадная форма требовалась. А вот из карманов штанов постоянно забывал вытаскивать разную мелочь, и она ругалась: потом приходится вынимать из машинки всякую ерунду… Что за чушь лезет в голову? Может, это защитная реакция мозга, не справляющегося с паникой?

«Поет, как ангел», – всхлипнет кто-то в зале,
Лицом уткнувшись в смявшийся рукав…

Почему он начал именно с этой песни? Обычно первой шла другая – «Песок», а следом «Звезды в руках»… Она давно выучила его программу наизусть.

Какие цели преследуют похитители? Странно, но Василиса задалась этим вопросом только сейчас. Потребовать обеспечить его участие в концерте на открытой площадке, собрать тысячи зрителей, привезти Ярика, заставить петь – и все ради чего? У нее не было ответа. Кажется, не знали его и те, кто в эту минуту вместе с ней мучительно вслушивался в его голос и вглядывался в лицо, ища на нем следы заключения…

Ничего не было заметно. Он выглядел как обычно, даже немного лучше – не таким измотанным. Горькая ирония, если только в плену ему удалось выспаться… Или это последствия препаратов, которыми его напичкали? Ярик под сильными транквилизаторами, поэтому выглядит неестественно спокойным и даже – пришло на ум странное слово – умиротворенным?

Но как тогда он смог бы выступать? Энергия от него бьет мощная, ее с легкостью хватает на огромную площадку, заполненную тысячами людей. Она осознает, они, возможно, нет, но не чувствовать не могут. Ради этого приходят смотреть и слушать его снова и снова…

Нет, тут что-то другое. Все посвященные в истинную суть происходящего понимают – деваться ему некуда. Если он сейчас скажет хоть одно лишнее слово или сделает неосторожный жест, случится непоправимое. А ведь он не может не знать, что среди огромной толпы наверняка находятся его самые близкие и родные люди…

Обычно Ярик делал паузы между песнями – общался с публикой, улыбался и шутил, рассказывал какие-то истории, старался даже, чтобы они были разными. Но сегодня его выступление шло без перерывов. Песни следовали одна за другой, и в этом было нечто пугающее и неотвратимое.

Ярик всегда пел вживую – до участия в сборных концертах, где использовалась плюсовая фонограмма, дело еще не дошло. Ни у кого не возникало сомнений – каждый раз исполнение звучало хоть немного, но иначе. Поклонники были в восторге, тщательно фиксировали его выступления и потом увлеченно сравнивали записи. Они с упоением выискивали тончайшие нюансы в интонациях, отмечая, что сегодня он хрипит и рычит, а вчера, наоборот, брал непривычно высокие ноты…

Сейчас все было иначе. В его голосе звучала истинная страсть, которую невозможно передать никакими записями. Василиса отмела мысль о сильных успокоительных. Скорее наоборот, вкололи нечто противоположное по действию. Или сказывается нечеловеческое напряжение? Петь под дулами автоматов – это кого угодно сведет с ума, а ведь ему всего семнадцать. Ее мальчик такого не заслужил. Никто не заслужил…

Публика постепенно приходила в неистовство. Все громко кричали и подпевали, даже сильный и звонкий голос Ярика, многократно усиленный аппаратурой, начинал теряться в общем шуме. Или это у нее звенело в ушах от невероятного напряжения?