Поэтому я кричу. Кричу так, как не кричала никогда в жизни. Голос срывается, но зажмурив глаза, я продолжаю кричать. Кто-то стучит в дверь, раздается шум и треск, но я кричу дальше. Я хочу потеряться в этом крике, хочу выкричать все то, что мне только что пришлось пережить.
Мне становится самой слишком громко от того, как сильно я кричу. И я зажимаю уши, но я кричу дальше. Кто-то обхватывает меня за плечи и зовет по имени. Я не хочу прекращать, не хочу, чтобы меня не услышали. Я не хочу замолчать и обнаружить, что никто не пришел, что я все также совсем одна в комнате с парнем, который пытается меня изнасиловать.
Крика больше нет. Это хрип. Хрип из моего горла. Кто-то баюкает меня и гладит по голове. Щека саднит. Теперь кто-то другой с холодными руками бережно осматривает мое горло, а затем обрабатывает по всей видимости мою рассеченную щеку. Почему она рассечена? Ах, да, кажется, у урода, были фамильные перстни.
Голоса, голоса. Урод утверждает, что не трогал меня. Нарышкин (блин, откуда здесь Нарышкин?) просит кого-то отвезти меня в больницу. Не хочу в больницу. Я мотаю головой. Тот, кто держит меня в руках заступается и говорит, что в больницу не надо, что-то про то, что белье на месте.
– Хочу к маме, – ною я через хрипы, которые до сих пор пытаюсь издавать.
– Ей нужно успокоительное. Она явно не в себе. Не может перестать кричать. А с ее повреждённым голосом, это вряд ли полезно, – обеспокоенно замечает феечка-воспитательница, кружа вокруг кровати.
– Да, конечно, сейчас, – обладательница холодных рук (кажется, это медсестра) чем-то шуршит возле меня. Я болезненно дергаюсь, когда она делает мне укол в плечо. – Ей надо отдохнуть. Но одну желательно не оставлять.
– Я останусь с ней, – говорит та, что все это время держала меня в своих руках.
– Уверена? – интересуется Нарышкин.
– Мы все останемся, – а это кто? Алекс?
– Да, и я побуду, – ну, Амины мне только здесь не хватало.
– Ребят, да вы чего? – урод смеется, а меня начинает трясти. – Это всего лишь девка. Она сама этого хотела, я же вам говорил. Вы кому поверите, другу из своего круга, или поломойке грязной?
– Заткнись! – шипит на него Сухостой, прижимая мое трясущееся тело к себе. Ух, так вот кто это. Хм, неожиданно. – Может она еще сама хотела ударить себя по лицу? А может она хотела душить себя так, что на шее останутся синяки от рук?
– Просто свали отсюда, – никогда не слышала столько агрессии в голосе Алекса, но сейчас он явно на грани. – Тебе еще повезло, что Дера нет здесь. Он бы за Марту уже от тебя мокрого места не оставил.
– Подожди, Алекс, как это свали? – о, точно Амина. – Нужно вызвать полицию. Он избил Марту, чуть не изнасиловал в ее собственной комнате, пока она спала. И просто свали?
– Так, давайте с этим вы разберетесь в коридоре, – медсестра еще раз трогает меня своими холодными руками, помогая уложить в кровать.
Когда голова касается подушки, а чужие руки пытаются меня заставить лечь, меня вновь охватывает паника.
– Нет, нет, нет! – я вырываюсь, но снотворное уже начинает действовать, и у меня нет сил сопротивляться. Я вновь начинаю кричать, издавая из себя лишь глухие стоны.
– Да что вы делаете?! – голос Амины раздается гораздо ближе. – Теперь она не сможет спать здесь. Давайте отнесем ее в комнату Дера, его все равно нет.
Кто-то берет меня на руки и несет. Я чувствую запах Красавчика, когда меня опускают на мягкую-премягкую кровать. Этот запах или, может, снотворное действуют на меня успокоительно, и я перестаю пытаться кричать.
Перед тем, как окончательно провалиться в спасительный сон, в голове мелькает мысль, что мой принц так и не пришел.
Он так и не спас меня.
Глава 25.
Я медленно просыпаюсь, и отвратительные воспоминания о произошедшем вчера накатывают на меня тошнотворными волнами.
Переворачиваюсь на живот и стараюсь заглушить стон в подушке.
– Марта? – кто-то осторожно трогает меня за плечо.
Я резко дергаюсь и чуть не падаю с кровати, но меня успевают схватить за руку и притянуть обратно.
– Марта, это всего лишь я, Анна. Успокойся, пожалуйста.
Сухостой сидит рядом со мной на краешке кровати и обеспокоено смотрит на меня. Она помогает мне сесть.
– Как ты? – спрашивает она, когда я сажусь и начинаю удивленно озираться.
Я лишь киваю, пока не желая говорить.
Кажется, я в спальне фон Дервиза. Никогда здесь раньше не была. Спальня мало походит на мужскую – здесь все в бежево-молочных тонах и обстановка очень напоминает на наш родовой замок. То есть
– Как твое горло? – вновь интересуется Анна, нахмурившись и осматривая меня.
Я открываю рот, чтобы сказать, что все нормально, но от туда не доносится ни звука.
В панике я хватаю себя за шею и вновь пытаюсь произнести хоть слово. Тишина. Ничего не получается. Мое горло отказывается воспроизвести хоть один малюсенький звук.
Заметив мою панику, девушка кладет руку на плечо и успокаивающе поглаживает: