Кроме того, давно известно, что тревога вредит практически любым мыслительным процессам. Она не только сужает фокус внимания, но также ослабляет импульсы контроля и забирает у мозга производительную мощность, которую можно было бы направить на другие действия. Кроме того, со временем из-за тревоги уменьшается гиппокамп — критически важный для процессов памяти отдел мозга. И хотя недавно обнаружилось, что у тревожного темперамента есть определенные преимущества — например, его обладатели лучше умеют сопереживать и быстрее реагируют в кризисных ситуациях — в целом тревогу нельзя назвать состоянием, в котором мозг работает наиболее эффективно.
Некоторые ученые, в том числе Илейн Фокс и ее оксфордские коллеги, полагают, что разница между мной и такими людьми, как Джолион, объясняется разными подходами мозга к обработке информации из окружающего мира. В своих исследованиях и книге «Дождливый мозг, солнечный мозг» (Rainy Brain, Sunny Brain) Фокс доказывает, что в основе всего лежит противостояние двух самых древних и мощных нервных цепей, одна из которых ответственна за поиск опасностей, а другая за обнаружение потенциальных поощрений, — и того, насколько хорошо они соединены с более новыми, мыслительными отделами мозга. Отклонения в ту или иную сторону называют когнитивными искажениями. Короче говоря, предполагается, что мы и сами не ведаем, что творим. По словам Фокс, направление и сила когнитивных искажений и делают нас теми, кто мы есть, — уверенными в себе, целеустремленными и рисковыми, как Джолион, или молчаливыми и тревожными, как я.
Выходит, снова все сводится к тому, как мы привыкли распоряжаться ограниченным ресурсом своего внимания. Правда, в Бостоне я работала над другим его видом, и сейчас речь идет о внимании автоматическом: оно срабатывает за миллисекунды и направляет фокус на те элементы окружения, которые по какой-то причине считает особенно важными. Здесь особенно важно вот что: все это происходит на бессознательном уровне, и получается, что наше сознание постоянно поглощает искаженную информацию о мире. Именно поэтому особенно сложно контролировать эти процессы. Как изменить поведение, которое ты даже не осознаешь?
Негативные когнитивные искажения часто вредны, хотя возникли они не без причины: ими было удобно пользоваться, когда судьбы вершили большие зубастые хищники и незнакомцы с дубинками, — отличная экономия времени, если нужно действовать быстро. Оборотная сторона бессознательной природы подобных искажений в том, что наши представления о мире — безопасен ли он, или стоит трястись над каждым шагом — кажутся нам точным отображением реальности, хотя на самом деле это далеко не так. И если вы хотите изменить свой взгляд на мир, если вам не хочется всю жизнь конфликтовать, преждевременно поседеть и сойти в могилу во цвете лет, — этого не так уж сложно добиться.
Нам повезло, ведь мелочи вроде границы между сознанием и бессознательным не мешают работать законам нейропластичности; а Фокс и ее коллеги ищут способы перевести проблемные когнитивные искажения в позитивное русло. По-моему, это вполне достойная задача. Особенно учитывая, что некоторые исследования доказали: чтобы вредные когнитивные искажения уступили место позитивному взгляду на жизнь, достаточно всего несколько минут в день посвятить определенной психологической компьютерной игре.
Эта область исследований до сих пор порождает жаркие споры. Но мне хочется верить оптимистично настроенным исследователям, отчасти потому, что они относятся к тревожному темпераменту как к систематической ошибке мозга, а не фундаментальной черте личности его обладателя. А это важно, ведь если быть предельно честной, я понимаю: тревога так надоедает мне, потому что на самом деле
Еще в Бостоне я узнала, что у меня высокие показатели личностной тревожности (это также называют невротизмом, что звучит довольно сурово). Исследования показывают, что люди с таким уровнем тревожности часто склонны к негативным когнитивным искажениям — то есть они все время подсознательно оценивают окружение на предмет наличия угроз. Они также с большей легкостью зацикливаются на мыслях об опасности, раз за разом оценивают ситуацию все пессимистичнее и оттого волнуются еще сильнее. Мне это тоже свойственно, и я даже знаю почему. Когда мне было девятнадцать, отец погиб в автокатастрофе. На протяжении следующих двадцати лет я развивала работающий на 360 градусов детектор опасностей — особенно таких, которые появляются внезапно и могут забрать у меня любимого человека.