Мой путь

Снизу, у самого плинтуса потихоньку проступает небольшое тёмное пятно. Мне кажется, оно похоже на отпечатки собачьих лап. Такое настоящее, чёткое. Когда Мелочь был маленьким, он так будто подкапывал обои в коридоре. Сейчас экран вздуется, прорвётся. Мелочь вылетит ко мне, рыжим лохматым счастьем. А потом по экрану пойдут трещины, он просто разорвётся как бумажный лист. Выйдут мама и папа, обнимут и заберут к себе. Вот и всё.

– Мелочь! Давай! Ко мне! Ну?

Я пробую свистеть. Оказывается, я почти разучилась. Я луплю ладонью себя по ноге. Я так подзывала Мелочь перед прогулкой. Он слышал, всегда подрывался из другого конца квартиры. Я луплю со всей дури. Только бы он меня услышал. И он…

Рычит!

Пыхтит, рычит, скребёт стену. Совсем рядом! Я опускаюсь на корточки! Мама тоже нагибается – я слышу её голос снизу, почти у пола.

– Ну ты что? Ну дурачок! Мелочь, да успокойся! Чего ты хочешь?

Он не может ответить. Я не могу докричаться до мамы. Могу только головой трясти и снова повторять, свистеть, шуршать, булькать…

– Мелочь! Мама! Я тут! Забери меня отсюда!

И я добавляю даже совсем дурацкое «Я больше не буду!»

А мама не слышит.

– Ты с ума сошёл? Что ты там учуял?

– Таракана? – предполагает папа. Мне кажется, он сейчас улыбается немножко.

– Сам ты таракан. Может, проводка искрит?

– То таракан, то пельмень… Да где ты тут проводку видишь?

– А что тогда?

Наверняка папа сейчас пожимает плечами. Наверняка мама подхватила Мелочь под лохматое рыжее пузо – потому что он именно так сейчас верещит. Он такое не любит.

А что ещё происходит, я не знаю. Мама взвизгивает. Кажется, её тяпнули за пальцы. Нормально, да?

И сразу без всякого предупреждения свистит воздух, тарахтит поезд, скрипят мелкие камни или ветки дерева… потом шум воды, потом музыка. Тот кусок реальности, где были мои мама, папа и собака, промчался мимо меня. И неизвестно, когда снова мне встретится.

Как мне это надоело! Вся эта неопределённость и беспомощность.

– Ненавижу!

Я кричу, я смотрю в экран. Он такой яркий, что кажется раскалённым. Опасным. Как там Тьма говорила? «Съест тебя и не подавится». Да чёрта лысого!

– Сдохни, сволочь!

Я бью по горячей выпуклой поверхности. По живому. Экран дёргается, напрягается, идёт рябью. Мне даже кажется, что он в мурашках. В маленьких выпуклых точках.

– Боишься меня? Ну и правильно делаешь, тварь поганая! Ты меня поймал, но я от тебя сбегу! Обязательно!

И я вдруг бросаюсь в сияние. Надеюсь, что оно меня утащит, засосёт, втянет и потом выплюнет, там, у нас. Это будет страшно. Непросто. Но я этого добьюсь.

Белые искры, белый свет, со всех сторон. А потом он будто втягивается в чёрную гигантскую воронку, и я плыву вместе с ним. Ну же, ну… сейчас меня тоже туда засосёт. Серебряный вихрь со всех сторон. Я будто внутри урагана. Меня сейчас подхватит и унесёт!

Боль! Горячий сильный удар в живот.

Я лечу спиной вперёд, обратно. Перед глазами белое и красное, мельтешит до тошноты. Спина болит. И голова тоже, затылок.

Меня выкинуло назад, я приложилась об пол. Это так же страшно, как лицом в лобовое. Это так же непонятно.

Что со мной сейчас было? Почему?

Лежу, потолок кружится, стена сияет. Глаза закрываю, всё равно всё кружится. Как же оно так? Почему не получается?

Ларий встаёт с кресла, присаживается на пол возле меня. Так, что я могу видеть его глаза. Говорю с трудом:

– Что это было?

– Это я тебя хочу спросить. Сильно разозлилась, Вика?

– Очень.

– Ну и молодец. Сможешь сама подняться?

– Зачем?

– К окну подойти.

И он улыбается. Знает что-то про меня.

Меня мутит. Как после особо противного лекарства.

Но до окна я нормально дохожу. Ну так, шатаюсь, конечно, Ларий руку протянул, подхватил. Но ничего, мы справились. Хорошо, что я в брюках, в юбке бы точно грохнулась. Наступила бы сама себе на подол. Да чёрт с ней, с юбкой! Со всеми юбками Захолустья!

В окне сияние – белое, золотое, праздничное. Основной экран горит ослепительно! На канатной дороге все кабинки сияют как лампочки ёлочной гирлянды. Дома… тоже, почти в каждом окне яркий свет. Где-то молочно-белый, где-то сочно-апельсиновый. Где-то розоватый, но не такой яркий, как у нас дома, когда включают лампы для цветов или для рыб. Это другой – розовый, нежный. Наверное, целебный. Свет Экрана – это не только тепло и освещение. Это ещё излучение от болезней. Как тогда, у нас, в школьном зале. Я же их всех пробовала спасти. Именно вот так, сиянием от опасностей.

– Это всё ты! – говорит Ларий, подходя к окну. – Это всё – твоя сила.

– Ничего себе!

– Видишь?

Я смотрю, не чувствуя боли, мне сейчас интересно. Я так в первый день смотрела. И оно всё сейчас такое же красивое, почти волшебное. Как игрушечная панорама, в которой всё двигается. Как модель города, как рождественские домики с огонёчками и гномами.

Только это всё – на самом деле. Живая сияющая радость. Её сделала я. Превратила ярость в счастье.

Большой экран по ту сторону залива сияет и переливается. Возникает морда Мелочи. Огромная, даже страшная сперва. Огромная Мелочь, угу.

Мы так шутили раньше.