Сижу, пырюсь в затылок чужого рыжего дядьки, а Юра кладёт ладонь мне на колено. А потом быстро убирает. Как будто обжёгся о горячий металлический чайник, как я обжигаюсь в доме у Тай. Причём тут Тай? Почему я думаю о Тай, когда меня касается Юра? Вот так касается и ещё вот так. У него такие шершавые губы. Будто он их кусал, а потом снова кусал… И меня он тоже будто кусает. А ресницы у него щекотные, длинные. Будто наращённые. У дорогого Жерома тоже наращённые, для спектаклей. А что, если я закрою глаза и сейчас представлю, что это не Юра, а мой дорогой Ж? Нет, не хочу никого представлять. Ну мне просто неинтересно такое.
У меня есть Юра. Он осторожный. Дотронется и сразу уберёт пальцы, прикоснётся и снова назад. А губы шершавые. От них щекотно и смешно. Он гладит меня по спине, сквозь пальто это как-то странно. Подтягивает меня к себе. И опять поцелуи – такие нежные, такие только наши…
– Что ты сегодня покажешь? Уже решила?
Юра спрашивает так неожиданно, что я дёргаюсь. Чуть не откусываю ему мочку уха, она солёная, мягкая и вообще ему это очень нравится.
– Что я что?
– Покажешь на большом экране. Какое воспоминание ты сдашь?
– Я… мне кажется…
Опять смотрю в затылок шофёра, потом за окно. Там серая морось, капли косо бегут, скатываются. Очертания домов, уже многоэтажные пошли, мы на территории клана ключа…
Сразу хочется сжаться, спрятаться. Хотя кто сейчас на меня нападёт? Я в машине. С охраной.
С двумя мужчинами.
А всё равно страшно.
Девочка-девочка, никогда не садись в машину с тем, кто тебе нравится… Юра нависает надо мной.
– Что ты покажешь?
Он сейчас совсем не нежный. И губы не смешные, наоборот. Как у хищника? И запах… другой совсем. Не понимаю – как, почему.
У Юры на виске капля пота. Она сейчас может на меня капнуть. Я отшатываюсь. Мне кажется, машина слишком быстро едет. Трясётся на плитках и булыжниках. Сейчас её занесёт. Или она перевернётся! Бр-р-р-р-р.
Про такое даже думать…
Мне страшно! Вот!
– Я вот это и покажу. Нормально же будет?
Но Юра сжимает губы, становится старше, злее:
– Что? Совсем дура? Это только… может быть интересно!
Он говорит непонятное слово. Я вообще сейчас его не понимаю.
Язык как чужой! Юра вообще чужой. Как тогда на канатке!
– Вот тебя и покажу! – с трудом обещаю я. – Как ты меня бесишь, придурок! Пусть все видят!
Мои губы шевелятся как-то отдельно от меня. Будто недавно я целовалась не ими, а чем-нибудь совсем посторонним. Например, ботинками. Вообще не чувствую.
В желудке урчит беспокойство.
– Покажу! Я им всё покажу! Так, что им мало не покажется!
Не важно, что. Главное – как. До белого каления, до обморочного сияния. Даже если меня потом совсем расплющит, я всё равно попробую прорваться к своим. Обязательно.
А значит – только вперёд.
Машина петляет по улочкам, взбирается на холм, несётся вниз. И мне кажется, что мы врежемся в стену дома. Жмурюсь, хватаю Юру за руку. А он сразу накрывает меня, вдавливает лицом к себе в грудь. Большой, тёплый, мой. Разве можно любить и ненавидеть одновременно? Слоями?
Машину мотает на подъёмах и спусках. Дорога дрянь, сплошные булыжники и мелкие противные ямки от них. Целоваться в таких условиях опасно, ещё язык прикусишь! Я теперь лежу головой на Юрином плече и смотрю в окно. Кажется, там мелькнул дом Тай. А может просто похожий, в порывах дождя все дома одинаковые.
Вдали блестит, сияет экран. Такое светлое будущее. Туда мы и мчимся.
На этот раз энергетическая станция почти пуста. Из-за шторма перекрыто движение по заливу, добираться на машине дорого, так что особых добровольцев тут нет. Только те, кто как я, по расписанию. Ну ещё Тьма тут. Но с ней всё понятно. Когда такая эмоционально-энергетическая зависимость, как у неё, никакой шторм не мешает. Может, он даже наоборот, подпитывает. Юра же ходил когда-то в грозу на улицу, ловил чужую боязнь грома и молний.
При виде нас с Юрой Тьма демонстративно отворачивается. Бубнит что-то себе под нос, как нормальная городская сумасшедшая. Тьма сейчас вся вымокшая, волосы свисают мокрыми черными обрывками. Подол платья сзади сильно забрызган. Я надеюсь, что это грязь. Тьфу!
Я очень не хочу оказаться с ней в одном кабинете. И когда Юра протягивает мой официальный конверт коллеге, а тот выдаёт мне билетик с номером сорок четыре, я начинаю мысленно просить «только бы не Тьма! Только бы не…»
Но в сорок четвёртом кабинете вообще никого нет. И не будет. Это совсем маленькая комнатка. Я вообще сперва решила, что за этой дверью туалет или кладовка со швабрами, как в школе или больнице. Но это оказалась комнатка. Кресло, стол, окно с чёрной бархатной занавесью, золотистая бахрома спускается к подоконнику и дрожит от сквозняка. На столе экранчик. Почти как планшет. Вот бы правда он. Глянуть канал дорогого Жерома, посмотреть пару записей – тех, которые я навсегда запомню наизусть. Нет, сперва маме написать или папе. Что со мной всё в порядке, просто я застряла в каком-то другом измерении, практически на том свете. Хотя если у меня сейчас получится, писать уже не надо! Меня просто выкинет обратно.