– Это преступник, энергетически зависимый человек! Если его не остановить, будут другие жертвы!
– Не я устанавливала законы этого дома, не мне их и нарушать! – чётко отвечает сестра Айя.
Вот овца! Я не говорю это вслух, просто смотрю мимо неё, на экран. Он сразу сияет красными злыми искрами.
– Вот это мощность! – замечает сестра Айя.
Я делаю вид, что не слышу. Я злюсь. Мы столько искали преступника, а теперь нам его не выдают. Да какого ж чёрта-дьявола? Жаль, что со мной нет Лария. Но его не взяли, он слишком старый для задержания. И ему может стать плохо с сердцем. Мне кажется, он бы нашёл, что сказать этой овце!
– Я не могу передать Огена властям. Я могу поговорить с ним, – снова объясняет сестра Айя. Она терпеливая, спокойная. А я киплю.
И выкатываю на экран картинку чужой смерти. Тот самый момент, когда Оген душит Нету. Впечатляюще! Хотя я это уже столько раз показывала, что, наверное, могла бы и не переживать. Но меня всё равно потряхивает. А ещё мне теперь легче выводить чужие воспоминания на экран. Я больше от этого не устаю. Видимо, натренировалась.
– Что вы ему скажете? – кричу я. – Что?
Айя качает головой. Отворачивается от экрана.
– Вы позволите впустить переговорщика? – спрашивает патрульный.
Она кивает и присаживается на стул рядом со мной.
В свете экрана видно, как переговариваются патрульные. Слов я не могу разобрать. Потом они выходят из зала. Мы для них стали будто невидимые. Я не знаю, о чём мне с ней говорить.
– Поменяй, пожалуйста, – всё тем же спокойным голосом просит сестра Айя.
А, это она про картинку на экране. Сейчас это легко, будто слайд на презентации. Мы с Мелочью в снегу. Мама с папой трутся носами в лифте. Детсадовский забор, за которым тёплые бумажные фонарики…
– Как много у тебя хорошего, – это как-то странно звучит.
Но в пустом полутёмном холодном зале, мне кажется, всё будет звучать странно. Репликой персонажа пьесы. И я так же непонятно говорю:
– Угощайтесь!
Сестра Айя берет меня за руку, пальцы у неё очень тёплые. Оказывается, я замёрзла.
– Это я от волнения!
– А из-за чего ты волнуешься?
– Поймают Огена или нет.
– Это уже не твоя забота, Дым. Ты своё дело выполнила. У тебя дар. Ты помогаешь людям. Оставь патрулю его службу. Занимайся тем, ради чего ты пришла в этот мир…
Опять они все лучше меня знают, что мне делать! Но у меня сил нет злится. Мне нравится сидеть рядом с сестрой Айей. Она так говорит, будто чётки перебирает. Хотя в основном сейчас говорю я.
– Вы ведь тоже были у старого экрана? Это вы тогда мне помогли?
– Да.
– Вы знаете, на что я способна?
– Да.
– У меня есть одна идея, сделать праздник большой радуги на всё Захолустье. Я пока не очень понимаю, как это сделать. Можно, я с вами посоветуюсь?
– Конечно.
Пока мы обсуждаем детали, в зал входят новые и новые люди. Зажигается верхний свет, я могу разглядеть серьёзные, сонные, сердитые лица. Сравнить униформу. Сотрудники патруля и дома милосердия. Провести переговоры не удалось.
Оген сбежал!
Глава XVI
Я всегда думала, что площадь, где расположен рынок, так и называется Рыночная. Но на здании рынка и на ближайшем доме висели таблички «Сутулая» с номерами зданий. То есть, Сутулая площадь. Ну, она правда не очень ровная, с одной стороны идёт под уклон, с другой вспухает горбиком. «Сутулая» гораздо лучше. Площадь как человек. Живая и со своими проблемами.
На углу Сутулой площади, в доме с табличкой, расположен книжный магазин. Маленький, незаметный. И, скорее, канцелярский: внутри торгуют карандашами, чернилами, линейками, простыми и треугольными. Это как с аптекой Баха, которая заодно ещё и часовая мастерская. Так и здесь. Книг не очень много, в основном учебники. Ещё есть карты Захолустья, современные и не очень, есть всякие там открытки – котики, овечки (тьфу!), цветочки, домики, «поздравляем с малышом». Они не особо интересные, но каждый раз, когда я иду по Сутулой площади, я останавливаюсь у витрины книжного магазина. Разглядываю нарисованных на открытках котиков и пупсов. Мысленно выбираю открытку для мамы. А потом, пока иду дальше, так же мысленно её подписываю.
Но сегодня не пишется. Я подхожу к витрине, а оттуда на меня смотрит… смотрю я сама! В десяти экземплярах.
Мои портреты в витрине книжного, вместе с открыточками! Я тоже типа открыточка. Раскрашенная, как старинная фотография. Губы розовые, глаза голубые. У меня и голубые? Ну-ну! Фотошопа на вас нет! Зато волосы кудрявые-кудрявые! И чёрные-чёрные! Как на парике пуделя Артемона!
На белой кружевной рубашке огроменная зелёная капля. Нет, не на рубашке. Меня нарисовали в платье. Оборочки, воротничок. Как будто меня в кремовый торт воткнули!
А на самом деле у меня костюм почти как у дорогого Ж в мюзикле. Белая рубашка с широченными манжетами, чёрные штаны – я тоже хотела широкие, но вышло не очень похоже. Хотя я специально показывала маме Толли на экране фрагмент из мюзикла, где Жером так одет.
– Так лучше, – говорит Юра, глядя на моё изображение.
Что он понимает!
– Ну… Если тебе нравится… – и я подвисаю.
А если ему реально это нравится больше, чем я настоящая? Что тогда?