Мой путь

И показывает! Себя и Юру, вместе, вот в этой комнате, и у себя дома. Вот он приходит, вот они обнимаются… И я вдруг понимаю, откуда у Тай на столе варенье из нашего дома. Юра принёс!

Я могла бы её убить. Посмотреть в экран, на стену, хоть на потолок. И всё! Её бы накрыла моя ненависть. Но если я так сделаю, значит, я поверю в эту бредятину!

Этого не может быть.

– Он тебя использует! Тебя жрёт!

– Так ты меня тоже жрёшь!

– Я тебе подруга! Мне можно!

– Больше нельзя!

Я разворачиваюсь и ухожу. В стену – мне вслед – летит пустая белая чашка. На осколки не разбивается, она металлическая. Я тоже металлическая! Я тоже не разобьюсь. Но в носу всё равно щекотно.

Ты моя сестра-овечка,
Мы с тобой друзья навечно.

– Майела!

Дома тихо. Как обычно. Так и бывает, у меня мир сошёл с ума, а тут ничего не изменилось. Мама Толли на кухне, режет и жарит, на подоконнике шитьё. В кухне тепло и спокойно, можно заплакать всё рассказать.

– Но почему она так? Что я ей такого сделала?

– Это не ты. Просто Клану Ключа нужна жертва во искупление грехов.

И мама Толли вздыхает. Просто машет рукой. Будто у неё пирог пригорел или пятно не отстиралось. Или Август во дворе весь перемазался и уляпался, а в доме два вагона гостей, и он тут такой влетает… Ну вот, типа покушение на меня – это такая же бытовая неурядица. Незадача. Тесто не поднялось, покушение не удалось. Ну вообще!

У мамы Толли такое белое лицо! Цвета гипсовой жабы! А она мотает головой, будто хочет стряхнуть с себя мою ненависть.

– Для любой веры нужна жертва во искупление. Понимаешь, капелька? Иначе не сработает!

И мама Толли хмурится. Как же много у неё морщин! Я не замечала. Я вообще много чего не замечала. Самого очевидного. Я снова вспоминаю то, что мне показала Тай. Как они обнимаются. Как она ходит по комнате, когда он на неё смотрит. И как он смотрит, да. Надо быть очень слепой дурой, чтобы не увидеть это всё.

– И вы про это всегда знали? Про то, что они меня хотят убить?

– Зря ты не читала книги Ордена. Так всё написано заранее.

– И вы меня не стали спасать?

– Почему? Тебя охранял Йула. Он хороший мальчик, капелька моя.

Картинки из воспоминаний Тай. Хороший, да. Кушает хорошо, особенно чужие силы.

– Всё в порядке, Дым?

– Конечно. Я с Мелочью схожу, пока дождя нет. Ладно?

– Ты ненадолго?

– Ненадолго.

Чёрт, как же хорошо, что тут нет мобильных телефонов! Я успею скрыться до того, как они начнут меня искать. Через патруль, наверное. Так здесь ищут потеряшек. И они меня поймают, это как два пальца об асфальт. Мои портреты в каждой витрине! Меня знает весь город! Бежать срочно нафиг! Только вот куда?

Домой. Но не могу я домой, не получается, я не сделала то, что обещала, черта с два меня отсюда отпустят!

Где место для тех, кому нужны помощь и защита? Где меня не тронут те, кто воюет друг с другом?

– Мелочь, гулять! Тихо ты, дурик!

Дом милосердия кажется серым. Это из-за погоды. Грядки и клумбы в такую хмарь ещё больше похожи на могилы. Это из-за моего настроения. А земля раскисла, как те куски поминального кекса у входа в подвал. Нету убили, чтобы повлиять на Лария. А меня из-за чего? Ради идеи? Ради чужой, налево её и направо, идиотской идеи? Да пошли вы все!

Но вместо этого я сама иду к крыльцу дома милосердия. Потому что я так решила. Мелочь сидит на руках. Тут слишком грязно. Будут потом ругаться, что мы пришли с немытыми лапами.

Это мой путь. Это мой выбор.

«Стук-стук-стук, я твой друг». Я знаю, что мне откроют на этот ритм. Ладоням очень холодно. Но я постучу ещё раз. И ещё.

Оглохли они там, что ли? Почему там так тихо, как в вымершем доме с Аркой Героя?

Я немного знаю женщину, которая открыла мне дверь. Виделись здесь, когда я заряжала их экран своими эмоциями. Кажется, малышня называла её «мама Рита». Она смотрит с изумлением. Что со мной не так? В смысле, она в курсе, что случилось, меня уже объявили в розыск патрули?

– Мне нужен приют и защита. Я знаю, что могу… у вас… попросить…

Мелочь скулит и дёргает лапами. Мама Рита смотрит на меня в изумлении. Вот же ёлки! Я приволоклась сюда без приглашения и с собакой.

Но мама Рита склоняется в поклоне и говорит с тихим достоинством:

– Для нас большая честь принять у себя наследницу Ордена Милосердия. Следуйте за мной.

Мама Рита быстро уходит вглубь сводчатого коридора. Тут тихо, можно поставить Мелочь на пол и выдохнуть. Но я не могу. Всё время кажется, что меня сейчас догонят, застучат в дверь, ворвутся, схватят, уволокут.

– Мама Рита!

Она не оборачивается.

Как же глупо кричать это «мама». Все друг другу мамы и никто, на самом деле, нет.

Но я всё равно зову. Просто кричу в тёмный коридор, а Мелочь подхватывает, скулит.

– Мама! Мамочка!

И она возвращается. Она совсем не похожа на маму Толли. И на мою маму тоже. Немножко на тётю Иру Щедровицкую, маму странного Димы из той моей бывшей жизни.

– Я не Рита, я Соня. Но ничего страшного, пойдёмте.

Я только сейчас соображаю. Орден Милосердия, дом милосердия, а у тех, кто здесь служит, на шее ключики. И дом открыт для всех, кто нуждается в защите. Как так вышло?