Мой Путь ниндзя (СИ)

Отсюда не было слышно ничего. Маленький Рюу мог только сидеть и тихонько плакать. Каждый раз, когда мама с папой уходили «драться с плохими дядями», как они это называли, то возвращались раненые. Нобу был совсем не глупым ребёнком, и понимал, что однажды родители могут не вернуться. Это заставляло его плакать сильнее.

Но время шло. Слёзы кончились, хотелось кушать, а родители всё не приходили. Рюу не мог никуда уйти, он не знал сколько прошло времени, ему оставалось только сидеть перед большой фреской и молиться, как учила ка-сан.

Свечи тлели, комната погрузилась во мрак, а никто не приходил. Мальчику становилось всё хуже и хуже. Казалось, что прошла целая вечность. Но он всё ещё не мог ничего сделать. И продолжал молиться. Вскоре, из-за того, что он совсем не спал, то просто вырубился. А когда очнулся, то фреска сверкала, словно от лучей солнца, а старая дверь была чуть приоткрыта.

Радостный ребёнок из последних сил открыл дверь и выполз наружу. Глаза щурились, отвыкшие от света.

Но улыбка тут же погасла. Храм был перевёрнут верх дном, в стенах сияли дыры, ветер ходил сквозняком… Но самое страшное было не это, а тела. Тела детей, взрослых, всех его знакомых из храма. Повсюду была кровь. Рюу бежал, пытаясь оторваться от этого ужаса, сбежать, забившись подальше в уголок, но с каждым шагом находил всё больше когда-то знакомых и дорогих ему людей.

— То-сан!

Отец лежал, привалившись к стене. Бок был пробит, кровь текла ручьём. Рюу подбежал к нему, но поздно. То-сан не дышал.

— Отец! Отец! Очнись!

Он не верил. Не мог поверить, что всё так обернулось. Он бежал дальше, спотыкаясь, падая, но бежал дальше.

Мама… Мама лежала у колон, из последних сил сжимая в руке катану.

— Ка-сан! — в слезах, но с надеждой в глазах, прокричал Рюу.

— Рюу… — прохрипела женщина, — Беги, Рюу… Не останавливайся, беги… Прошу тебя — живи, сынок… — она чуть заметно дрогнула, выронила оружие и замерла. Сердце остановилось.

— Мама!

Нобу попятился. Этого не может быть! Не может! Послушав совет матери, Рюу кинулся прочь. Прочь! Прочь! Только бы этого не видеть! Прочь! Прочь!

Он не помнил, сколько так бежал. Очнулся он уже когда был в заброшенном доме одной из соседних деревень.

Было очень грустно, страшно и хотелось пить. Он выбежал к реке и пил, и за всех сил пытаясь стереть из памяти этот день… Этот ужас…

Так хотелось, чтобы это был просто обычный кошмар. Казалось, сейчас придёт мама и его разбудит. Скажет, что всё хорошо, что это лишь сон. Но… это было не так. Это не сон. Мама и папа мертвы.

Он лежал, свернувшись колачиком в углу заброшенного дома, на краю деревни. Лежал бы и дальше, если бы голод не заставил его подняться.

Денег не было. А сколько бы он не просил, все жители деревни захлопывали перед его носом двери. Что же делать, воровать?.. Но ведь мама говорила, что так нельзя, Бог не велит…

«Мама мертва» — одернул себя мальчик.

В тот день он смирился с этим и начал жизнь уличного воришки.

Наше время.

Оправившись, чунин сразу же отправился назад, в свою деревню. Настроение было хуже некуда. Ещё и появилось странное желание… вернуться. Но не в Узушио, а в храм, где он вырос. Хотя, глупости — как он может хотеть вернуться туда, где остались одни руины.

Впрочем, своим предчуствиям Рюу доверял, и решил сделать крюк, заглянув в страну Огня. В конце концов, хуже от его задержки никому не будет, зато пару моментов прошлого могут проясниться.

Натянув пониже капюшон чёрного плаща, Рюу отправился в путь. На пути в храм была деревня. У подростка щемило сердце, когда он видел играющих счастливых детей. Детей, у которых есть детство. Впрочем, не ради ли таких детей он пошёл в шиноби?.. Что б сохранить хоть чьё-либо детство…

Храм был почти таким же каким он его помнил в последний раз. Разве что трупов не лежало, наверняка их похоронили деревенские.

Он шёл по разрушенному зданию, видя засохшие следы крови восьмилетней давности. Вот и та железная дверь, которую мать запирала с помощью чакры. Она работала на чакре отца, поэтому дверь открылась, как только его не стало.

Вот та фреска. Всё как он помнит. Только снова горят свечи. Золотой дракон чуть потрескался, но всё же сохранял свой величественный вид.

Рюу вспомнил, как мать впервые показала ему его…

Они тогда вошли сюда, мать зажгла свечи, села на пол и посадила его себе на колени.

«Что ты видишь, сынок?» — весело спрсила тогда она.

«Большущего дракона!» — с восхищением смотря на фреску, ответил тогда трёхлетний малыш.