Мои путешествия по Сибири

Проводники сказали, что это ущелье можно объехать, поднявшись по боковой долине на поверхность хребта и затем спустившись к озеру. Мы так и сделали, свернули в долину ручья, впадавшего справа в Сарму, и нашли в ней тропу, круто, зигзагами поднимавшуюся по густому лесу на хребет. Крутой спуск привел нас в другую долину, открывавшуюся опять к р. Сарме. Но подъехав к ней, мы увидели, что ущелье последней и ниже имеет тот же непроходимый характер. Пришлось вернуться вверх по этой второй долине правого притока реки и опять подниматься на Приморский хребет, надеясь, что спускаться с него можно будет уже непосредственно к берегу озера Байкал. Начался дождь, и мы поднимались очень медленно по скользкой тропе, с частыми остановками для передышки лошадям. Дождь был не проливной, а мелкий, моросящий, но вскоре промочил нас насквозь, так как кусты и молодые деревья подлеска, которые раздвигали или задевали лошади, обдавали нас струями воды. Наконец, крутой подъем кончился, и мы очутились на поверхности Приморского хребта и долго ехали по ней, сначала по редкой тайге, а на высшей части по равнине, поросшей только мелкими кустами полярной березы. Кое-где над ее поверхностью поднимались скалы в виде наваленных кучами крупных глыб, поросших редким лесом. Мало-помалу поверхность хребта начала склоняться к северо-востоку, и сквозь дождь можно было видеть, что спуск приведет нас к озеру, которое серело глубоко внизу. В начале спуска проводники потеряли тропу и пришлось потратить время на тщетные поиски ее Начало уже смеркаться, а крутой спуск по лесу был еще впереди. Пришлось остановиться на ночлег в небольшой ложбине среди глыб гранита, не разбивая палаток и не разводя даже огня для ужина, потому что сырые и мокрые кусты не горели, а валежника не было. Лошадей развьючили и связали, а сами уселись возле, глыбы, прислонившись к которой можно было подремать. Небо очистилось, показалась луна и осветила местность. Глубоко под нами засеребрилась гладь южной части Малого моря (так называется часть Байкала между западным берегом и островом Ольхон). Налево уходили крутые склоны Приморского хребта, изрезанные глубокими падями, по которым чернел лес. Направо видны были «ворота» — пролив, соединяющий Малое море с главной частью Байкала. у южного конца острова Ольхон, — и с обоих берегов его выдвигались в воду длинные темные мысы. От ворот вдаль на север до горизонта тянулся Ольхон, похожий на огромное чудовище с косматой спиной, уснувшее на воде. Я долго любовался этим видом с высоты.

Чуть свет (мы поднялись и спустились по косогорам к берегу Байкала у устья р. Сармы, где остановились в бурятском улусе, жители которого занимались рыболовством. В деревянной юрте можно было отдохнуть, напиться чаю и выяснить дальнейшее движение. Я отпустил своих проводников из Хогота, так как на Ольхон перевозить пять лошадей рыбаки не хотели и сказали, что на острове, в поселке Долон-тургень, у ворот, писарь даст мне лошадей. Меня с багажом рыбаки после обеда перевезли на большой лодке в этот поселок, где помещалось улусное управление острова. Я остановился у русского писаря, при помощи которого нанял двух бурят с лошадьми и в течение трех дней проехал вдоль Ольхона почти до его северного конца и сделал также пересечение поперек от Малого моря до восточного берега.

Этот остров гористый, длинный и узкий; на запад к Малому морю он спускается более полого и представляет среди редкого леса много прогалин, тогда как на восток к Байкалу он обрывается круто и покрыт густым лесом. По прогалинам разбросаны бурятские поселки — небольшие улусы и отдельные юрты; небольшое население острова занято скотоводством и рыболовством. На западном берегу я посетил Шаманскую пещеру в белом мраморе скалистого мыса. В небольшом гроте стояли грубо вырезанные из дерева изображения каких-то божеств, а перед ними лежала кучка бараньих костей — лопаток с надписями. В кучку были воткнуты палочки с флажками, вернее тряпками. Хотя большинство бурят Южной Сибири были ламаистами-буддистами, но наряду с буддизмом сохранился у части их кое-где шаманизм.