Мой Рагнарёк

По узким улочкам Карлсхорста я бродил часа три – уже не надеясь отыскать дом своих приятелей, а просто потому, что мне как-то не пришло в голову, что можно остановиться, развернуться, отправиться на станцию и уехать куда-нибудь в сторону центра. Вообще-то я всегда любил западную часть Берлина, этого восхитительного уродливого города, идеально приспособленного для одиноких прогулок в пасмурную погоду… Тем не менее, я упорно продолжал скитаться по восточной окраине. Теплый мелкий дождик не раз порывался забраться мне за шиворот, но у него не хватало пороху на этот подвиг, так что он то и дело останавливался – чтобы собраться с силами, и атаковать меня снова, я полагаю! За все это время я не встретил ни одного человека – если бы кто-то сказал мне, что такое возможно, я бы ни за что не поверил. Думаю, Карлсхорст вполне заслуживает занесения в Книгу Рекордов Гиннеса – как самое безлюдное место на планете! Пустые дома утопали в роскошных садах. Среди мокрой пахучей листвы пестрели аккуратные одинаковые таблички, оповещавшие меня, что сия соблазнительная недвижимость "сдается", или "продается" – вторая надпись попадалась несколько чаще.

В финале этих бесцельных блужданий я окончательно перестал соображать, кто я такой, и на кой черт меня сюда занесло. Мои ощущения свидетельствовали о том, что я все еще существую, но отнюдь не в качестве полноценной человеческой единицы.

Скорее уж я был просто точкой на плоскости – точкой, через которую можно провести бесконечное количество прямых – эта дурацкая, но обнадеживающая аксиома из школьного учебника геометрии всплыла в моем сознании, и тут же благополучно погрузилась обратно, на его дно, в темный, вязкий ил пассивной памяти… Наконец точка снова стала человеком. Я огляделся и понял, что мои мудрые ноги решили не дожидаться команды сверху, и совершенно самостоятельно вынесли меня на довольно широкую улицу, которая вполне могла считаться обитаемой: в центре проезжей части деликатно позвякивал старенький темно-зеленый вагончик трамвая, по противоположной стороне улицы неторопливо брела совершенно седая старушка с черным карликовым пуделем на поводке, у моих ног суетилась добрая дюжина воробьев – по сравнению с призрачными безлюдными переулками, по которым я кружил с самого утра, жизнь в этом месте просто кипела!

– Очень вовремя, дорогуша! – Сказал я себе вслух. – Тебе как раз пора что-нибудь сожрать, а залезать в чужие сады и обгладывать цветущую сирень было бы немного чересчур, да и некалорийная это пища…

Почему-то принято считать, что когда человек начинает во всеуслышание обращаться к себе, любимому, его душевное здоровье находится в большой опасности. Не знаю, как это бывает у всех остальных представителей человечества, но в моем случае все обстоит как раз наоборот: самые разумные и практичные советы я даю себе именно вслух, а вот когда я умолкаю, от меня можно ожидать чего угодно, только не наглядных доказательств моей вменяемости… Как бы то ни было, а моя идея касательно "пожрать" была чудо как хороша! Я внимательно огляделся. Картина показалась мне не слишком обнадеживающей: наглухо закрытые металлическими ставнями окна первых этажей окружавших меня домов представляли собой весьма безрадостное зрелище.

Никаких вывесок я тоже не обнаружил. Я укоризненно посмотрел на небо над своей головой – оно могло бы быть великодушнее к усталому путнику! – несколько мгновений мучительно решал, в каком конце улицы меня ждет вожделенная тарелка с едой, потом свернул налево, повинуясь какому-то безотчетному порыву, как всегда в таких случаях, и отправился навстречу своей судьбе. Впрочем, я только что брякнул жуткую глупость: мы всегда идем исключительно навстречу своей судьбе, даже когда направляемся в уборную, на ходу расстегивая брюки, поскольку между двумя любыми точками, расположенными на плоскости, можно провести одну, и только одну прямую – господи, какие все-таки жуткие вещи можно вычитать в обыкновенном учебнике геометрии, какой уж там Стилен Кинг!

Минут через десять я понял, что моя простая и ясная, но почти недостижимая цель стала близкой и осуществимой до дрожи в коленках.

Огромные красные буквы на фоне бледно-серого неба обещали большую жратву: из таких ярко-красных букв можно составить только название какой-нибудь дрянной забегаловки, больше они ни на что не годятся! Буквы честно пытались сложиться в осмысленное слово, но получалось не очень-то – во всяком случае, мне так и не удалось прочитать название заведения, погребенного под этой загадочной надписью. Впрочем, я мог не сомневаться, что за свежевыкрашенными белыми стенами свирепствует мексиканская кухня: в конце надписи имелся еще и уродливый красный кактус, с грехом пополам заменявший точку.

Меня это вполне устраивало. На мой вкус, худшее блюдо мексиканской кухни – это куда меньшее зло, чем печальные результаты взлета творческой мысли работников какого-нибудь "Мак-Дональдса".