Мой ректор военной академии 3

— Вы презираете меня? — моя тезка подняла на меня глаза, полные слез.

— Нет. Я хочу вам помочь, только не знаю — как — и тут меня осенило, потом затрясло, и я спросила — Это ведь один из кадетов его милости? Один из тех, кто обедал в поместье по вторникам?

— Прошу вас. Не надо.

— Вы так и планируете оставаться здесь, в приюте?

— Мою работу ценят. И пусть она не оплачивается так, как работа экономки. И пусть здесь, с детьми, намного тяжелее… Но я всем довольна. И дочку я не отдам.

— Скажите, а в империи предрешена судьба только тех детей, от кого отказываются родители? Или любого незаконнорожденного?

— Будь она мальчиком — было бы проще. Можно было бы просить о том, чтобы сыну разрешили пойти в армию. Или получить какую-нибудь профессию, к которой у него бы была склонность. Но девочка… — Вероника нахмурилась, покачала головой, но когда перевела взгляд на ребенка, ее лицо снова засветилось от счастья…

— Погодите. Она ведь — дочь аристократа. Следовательно, если повезет, она наследует магический дар…

— Опять же — если это мальчик, он может учиться. И пробиваться талантом. А девочки… В Империи девочки получают только домашнее образование. И ровно такое, какое посчитала нужным дать им семья.

— Хорошо. Предположим, я найду семью, которая проследит, чтобы образование у вашей девочки было самое лучшее из домашних. Что потом?

— Потом… Замуж ее никто не возьмет.

— А кем еще может работать молодая образованная девушка?

— Гувернанткой. Компаньонкой.

На этом фантазия моей тезки иссякла.

— Ладно, — улыбнулась я. — Это проблема не этого десятилетия. Посмотрим, к чему у девочки будет склонности, а потом решим.

— Миледи… Я благодарна вам за сочувствие, но у вас и …у милорда могут быть проблемы.

— Какого рода? — удивилась я.

— Сплетни… Если вы возьметесь опекать этого ребенка, то скажут — это ребенок милорда.

— Как только узнают, что экономка из поместья милорда Верда родила ребенка — а рано или поздно об этом всем станет известно — так и скажут. В любом случае.

— Милорд разгневается, что я причинила ему… неудобства.

— Переживет, — усмехнулась я. — И вы не беспокойтесь. Если вы будете вести себя благоразумно, то вас гнев милорда никаким образом не коснется.

— Благоразумно — это как? — девушка смотрела прямо, не отводя и не опуская глаз. Счастливых глаз молодой матери, упрямых глаз сильной женщины, печальных глаз человека, осознавшего свое положение и смирившегося с ним…

— Ну, не кинетесь к журналистам, жаждущим вывалять в грязи бастарда императора.

— Что вы, миледи! Такая мысль мне даже в голову не приходила! — испуганно проговорила девочка.

— Я могу задать вам вопрос?

— Да, миледи, — в глазах Вероники появилось недоверие.

— Как я понимаю, экономками берут женщин постарше. Сколько вам? Восемнадцать? Девятнадцать?

— Мне двадцать один. И — да — в экономки берут женщин постарше. Только к милорду Верду в дом никто не хотел идти. Мне очень нужна была работа. А ему самому было все равно.

— Понятно… А ваша семья? Есть надежда, что они вам помогут?

— Я сирота. Мама умерла, а отец… Он женился во второй раз. Мне некуда возвращаться. Если только порадовать мачеху тем, что я так низко пала…

— Низко пала — это если бы стала продавать себя за деньги и отдала девочку, не заботясь о том, что же с нею станет. Но это не так, вы — боретесь! И это вызывает только уважение. Огромное уважение.

— Спасибо, миледи.

— Не за что. Это правда. Единственно, должна вас предупредить… Я не буду ничего скрывать от своего жениха.

Девушка хотела запротестовать, но я продолжила прежде, чем она успела это сделать:

— Прежде всего потому, что он лучше меня сможет придумать, как вам помочь.

Из мрачного здания приюта, расположенного рядом с величественным собором, я вынеслась, как ведьма на помеле. Очень хотелось заполучить топор в руки — и пройтись по представителям их аристократических родов. И начала бы я даже не с вырубки надменных голов. А уделила бы внимание выступающим частям тела… пониже.

— Ника, — поспешила за мной мама. — Дочка! Да что с тобой?!

— Позже, мам, — голос был у меня глухой.

— Что тебе сказала эта девочка? Кто она?

— Она работала экономкой у Ричарда до меня.

— И этот ребенок…

— Нет, мам. Глаза у малышки синие-синие. Неестественно яркие. А в нашем случае они были бы…

— Черные, — закончила за меня мама.

— Именно.

— И ты взвилась потому что…

— Кто-то соблазнил девочку в моем доме! Кто-то даже не счел необходимым сплести противозачаточное заклинание! Найду гаденыша… Урою! А Ричард! Хорош тоже. В доме черт знает, что твориться. То соблазняют, то по углам зажимают…

— Кого зажимают?! И…противозачаточное…что?!

— Потом, мама, все потом!

У меня было предположение, кто это мог быть. Образ милейшего графа Троубриджа появился передо мной во всей своей красе. Только вот незадача — я совершенно не помню, какого цвета у него глаза. И если они синие…Если только они…синие!

Прогулка была слишком короткая, чтобы я успокоилась. Как же мне не хватало бассейна и физических нагрузок. Или выматывающей пробежки… Пока мы шли, хорошая идея пришла мне в голову.