Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– Agaricus muscarius в стакане очищенной воды; принимать по чайной ложке при первом появлении припадка. Поверите ли, сэр, это средство излечило бы самого Мильтона. Что касается до вас, дитя мое, сказал он, обращаясь к Гэлен: – я отыскал почтенную лэди, которая будет весьма великодушна к вам. Вы не будете находиться у неё в услужении. Она нуждается в девице, которая могла бы читать для неё и находиться при ней. Она стара и не имеет детей. Словом сказать, ей нужна компаньонка, и для этого она ищет девицы не старше вашего возраста. Нравится ли вам это предложение?

Леонард удалился в противоположный угол.

Гэлен прильнула к уху доктора и прошептала;

– Нет, сэр, в настоящее время я не могу оставить его: видите сами, какой он печальный.

– Клянусь Юпитером! в полголоса произнес доктор: – вы, должно быть, читали «Павла и Виргинию». Еслиб мне можно было остаться на некоторое время в Англии, я непременно постарался бы узнать, какое лучшее средство употребить в этом случае – интереснейший опыт! Выслушайте меня, моя милая, а вам, милостивый государь, не угодно ли выйти из комнаты.

Леонард, отвернув в сторону лицо, повиновался. Гэлен сделала невольный шаг, чтобы выйти вслед за ним; но доктор удержал ее.

– Как зовут тебя, дитя мое? я забыл твое имя.

– Гэлен.

– Так послушай же, Гэлен. Через год, много через два ты сделаешься взрослой девушкой, как говорится, невестой, и тогда неблагоразумно было бы жить тебе вместе с этим молодым человеком. Между тем ты не имеешь, душа моя, никакого права разрушать энергию в молодом человеке. Нельзя допускать, чтобы он постоянно поддерживал тебя своими плечами: они потеряют свою натуральную силу и мощность. Я уезжаю за границу, и когда уеду, то уже никто не поможет тебе, если ты отвергнеш друга, которого я предлагаю. Пожалуста, сделай так, как я советую; маленькая девочка с таким чувствительным сердцем не может иметь упрямства или эгоизма.

– Дайте мне сначала увидеть его, что он обеспечен и счастлив, твердо сказала Гэлен: – и тогда я пойду куда вам угодно.

– Это непременно будет сделано. И завтра, когда его не будет дома, я приеду и увезу тебя. Я знаю, ничего не может быть грустнее разлуки: она расстроиваег нервную систему и служит к одному только ущербу животной экономии.

Гэлен громко заплакала. Освободясь от руки доктора, она громко воскликнула:

– Но, вероятно, вы скажете ему, где я буду находиться? Вероятно, нам будет позволено видеться друг с другом? Ах, сэр, вы не знаете, что первая встреча наша была на могиле моего отца, как будто само Небо послало его мне. Ради Бога, не разлучайте нас навсегда.

– У меня было бы каменное сердце, еслибы я сделал это, отвечал доктор, с горячностью. – Я уверен, что мисс Старк позволит ему видеться с тобой по крайней мере раз в неделю. Я дам ей несколько крупинок, которые, принудят ее сделать это. Надобно сказать правду, она от природы равнодушна к страданиям ближнего. Но я постараюсь изменить всю её организацию и пробудить в ней чувство сострадания: стоит только пустить в дело rhododendron.

Глава LIV

До ухода своего, доктор Морган написал насколько строчек к мистеру Приккету, лондонскому Книгопродавцу, и приказал Леонарду доставить эту записку по адресу.

– Сегодня я сам побываю у Приккета и приготовлю его к вашему посещению. Впрочем, я надеюсь и уверен, что вы пробудете у него всего несколько дней.

После этого он переменил разговор, чтоб сообщить свои планы насчет Гэлен.

Мисс Старк жила в Хэйгете, была очень достойная женщина, строгая к самой себе и чрезвычайно аккуратная – качества, свойственные вообще всем устарелым девицам. Жизнь в её доме как нельзя более соответствовала Гэлен, тем более, что Леонарду обещано было позволение видеться с своей подругой.

Леонард выслушал доктора, не сделав никаких возражений; впрочем, теперь, когда повседневные мечты его были рассеяны, он уже не имел права считать себя покровителем Гэлен. Он мог бы предложить ей разделить его богатство, его славу, – но нищету, труженичество – никогда!

Для молодого авантюриста и простодушного ребенка наступил самый печальный вечер. Они сидели до поздней ночи, до тех пор, пока не догорела вся светильня сальной свечи: беседа их не была многоречива, но в течение её рука Гэлен лежала в руке Леонарда, и голова её покоилась на его плече. Я боюсь, что наступившая ночь не принесла для них отрадного сна.

И поутру, когда Леонард вышел из дому, Гэлен стояла на крыльце и долго, долго следила за его удалением. Без всякого сомнения, в том переулке, где жили молодые люди, много было сердец, угнетенных печалью, но ни одного столь унылого, как сердце непорочного ребенка, особливо в ту минуту, когда любимый образ скрылся из виду. Гэлен долго стояла на опустелом крылечке; она пристально смотрела в даль, но там все было пусто, безотрадно.