Но времена-то были иные. Люди верили во что-то, на что-то надеялись. Погибали за свободу страны своей, ради счастья внуков и правнуков. И вот они, правнуки, а счастливы ли они? Тоже машинально погибают и убивают, только уже сами не знают толком ради чего.
Он медленно встал. Пора.
Конечно, сестра Бонавентура очень изменилась. Другие монахини косились на нее, неодобрительно покачивая головами. Ее сдержанность явно ей изменила, уступив неуместной оживленности и неоправданной задумчивости. Временами она начинала смеяться каким-то одной ей слышным мыслям, а то порой садилась где-нибудь в уголке за шкафом с перевязочным материалом и молча смотрела в пространство. После того, как она два раза подряд во время удаления язвы протягивала врачу зажим вместо ножниц (хорошо еще, что не наоборот!), ее перестали допускать к сложным операциям и вся ее работа в больнице сводилась теперь к ночным дежурствам. Но и тут она явно уже не была на высоте, игнорировала, случалось, просьбы больных, увлеченно слушая по радио последние известия. В конце концов, на кратком референдуме, посвященном проблеме несоответствия сестры Бонавентуры занимаемой ею должности, представителями больничной администрации при поддержке матери-настоятельницы было единодушно решено заблудшую овцу из больницы изгнать и предоставить ей какое-нибудь другое занятие. Тут мать-настоятельница задумалась: куда же ее девать? В самом монастыре, как она понимала, сестра Бонавентура закиснет и только всю картину испортит. Да и что там делать ей? Посуду мыть или стирать она не захочет, а вести переписку, работать в библиотеке или составлять картотеку — с этим она просто не справится. Да и от устава она небось уж отвыкла. Тяжело вздохнув, мать-настоятельница взяла пачку газёт и стала рассеянно просматривать объявления. Одно из них сразу привлекло ее внимание: закрытой школе-пансиону для мальчиков срочно требовалась экономка. То, что нужно! Она резко подвинула к себе телефон и позвонила Хумбабе. Судьба Нинсун-Бонавентуры решилась в течение трех минут.
На следующее утро ничего не подозревающая сестра Бонавентура получила письмо из монастыря. Зачем? Что они ей пишут? И к чему эта официальность, ведь она совсем недавно там была и через четыре дня опять туда собиралась. Стараясь отогнать от себя недобрые предчувствия, вскрыла конверт и поднесла к глазам ряды аккуратно напечатанных строчек. Не может быть! Она-то считала, что останется в этой больнице до самой смерти! За что?! Доктор Макгрене, надо срочно рассказать ему обо всем!
Шамаш был в буфете. Увидев приближающуюся к нему Нинсун, он мрачно заказал вторую чашку кофе и молча показал ей на пустой столик в углу.
— Ну, что-то случилось, не так ли?
Она кивнула.
— Что-нибудь с нашим сыном? — В его голосе звучала желчь.
— Нет, нет. С мальчиком все хорошо. — Она явно не почувствовала этой желчи. — Доктор, это просто ужасно, но мне придется уйти из больницы.
Он внимательно посмотрел на нее и поднес к губам чашку:
— И когда же произойдет эта катастрофа?
— Через неделю. — Ее голос дрожал. — Вы знаете, я просто в ужасе… Сейчас вот получаю письмо… а там… меня, в общем, направляют куда-то работать экономкой… мой долг заботиться о детях… Мальчики эти… они оторваны от материнской ласки… и… и… мой мягкий характер… — Она заплакала.
— Значит, церковные власти вынуждают нас с вами развестись?
Она вспыхнула, и у нее на подбородке выступили багровые пятна.
— Не говорите так! Я все равно остаюсь в этом городе и буду иметь достаточно свободного времени, чтобы заботиться о нашем мальчике. Я буду часто приходить к вам, и это тоже мой долг. Я тогда это сказала не просто так, не думайте!
«Говори, говори, так я тебе, старая дура, и дам общаться с Гильгамешем», — думал тем временем Шамаш и, улыбнувшись, сказал:
— На этой неделе он как раз должен зайти ко мне на анализ крови, так что вы сможете проститься.
— Но я не собираюсь прощаться с ним! Помните, я дала вам клятву, вам-то небось не понять, что значит дать слово. Но я, к счастью для Гилли, мало похожа на вас!
— Да не волнуйтесь вы так! — спокойно сказал Макгрене, — продолжайте считать его своим сыном, ладно. Мне же легче будет. Вы с ним будете регулярно встречаться здесь. — Столь быстрая капитуляция была вызвана тем, что Шамаш вдруг подумал, что, попав в эту закрытую школу, сестра быстро найдет себе другой одинокий объект материнской заботы и постепенно сама забудет о Гилли. — А в какой именно школе вы будете работать? Дайте мне адрес на всякий случай.
Она достала из кармана письмо и опять поднесла его к сощуренным глазам:
— Тут не написано. Директор этой школы, сказано, свяжется с главным врачом отделения, значит — вам он и будет звонить.
— Хорошо, поговорим, когда все решится. Пока!