Мои седые кудри

Дверь открылась, и хозяин впустил в дом Леню Пучковского. Хозяин расспросил у Лени, от кого и куда он едет, обогрел его, дал тарелку борща с мясом, а потом запряг в телегу лошадку и подвез Леню до самых Янушковичей. Там высадил его, не говоря ни слова, повернул лошадь и поехал обратно.

А еще через час в командирской хате в Кременцах Леонид Пучковский сидел за столом и пил чай вместе с дядей Юсупом, с тем самым партизаном, который наводил ужас на гитлеровцев и за голову которого они обещали большую награду.

— Я, дядя Юсуп, даже не знаю — сон мне снится или я вправду сижу с вами… — говорил Леня.

— Не сон, Леня, не сон, — говорил Хатагов, рассматривая принесенные Леней бумаги. — Ты просто герой! Настоящий герой.

— Когда фашист мне костыль сломал, — говорил Леня, — я чуть не помер от страха, дядя Юсуп. В нем ведь чертежи разные, что дядя Орел передал.

— Как же ты угодил в лапы тому эсэсовцу, который тебя с взрывчаткой задержал? — спрашивал Хатагов.

— Никак не пойму, дядя Юсуп, — волнуясь отвечал Леня. — Он всегда провожал воинские эшелоны, а в Дубовлянах другие на посту стояли. Вот эту, дядя Юсуп, — продолжал Леня, доставая из полы ватника свернутую в трубку бумажку, — дядя Орел велел передать вам лично без свидетелей, а в случае чего, сказал, чтобы я ее съел.

— Спасибо, Леня, спасибо тебе, — говорил Хатагов. — Все просмотрю, внимательно просмотрю, а сейчас иди с дядей Ваней, он тебе все покажет, расскажет, поведет в баню, там тебе выдадут чистое белье, помоешься, отдохнешь, поспишь. Завтра мы с тобой еще поговорим.

Хатагов пожал руку Леониду Пучковскому и проводил его долгим восхищенным взглядом.

Глава одиннадцатая ПРОЩАЙ, КРАЙ СУРОВЫЙ, РОДНОЙ!

Окончилась суровая снежная зима. Подули мартовские ветры, и всюду повеяло весной. Теперь Хатагов часто коротал ночи в своей новой хате, склонясь над столиком. С приходом весны забот и хлопот разных стало еще больше. Наши войска, ведя наступление по всему фронту, в минувшем сорок третьем году и в начале сорок четвертого нанесли гитлеровцам ряд сокрушительных ударов, особенно на Украине и на севере. Теперь, с наступлением весны, наши воины приблизились к восточным и северным границам Белоруссии.

Становилось ясным, что начинается освобождение белорусской земли от немецко-фашистских захватчиков. Но гитлеровское командование решило во что бы то ни стало удержать укрепленный Минский округ, через который проходят дороги на Варшаву и Берлин. Поэтому фашистское командование стягивало сюда свои самые свежие войска, пополняя ими армейскую группировку «Центр». К марту сорок четвертого года в районе действия группы войск «Центр» было сосредоточено более восьмидесяти дивизий.

Перед партизанами стояли задачи исключительной важности. Они планировали смелыми ударами вывести из строя связь между гитлеровскими армиями, ударить по главарям фашистской армии «Центр» — по Клюге и Моделю, внести растерянность в ряды гитлеровцев и этим помочь наступающей Советской Армии.

Рано утром в хату к командиру бригады Хатагову зашел Зверьков и передал ему несколько свежих радиограмм.

— Как сводка? — спросил командир, просматривая радиограммы.

— Сводка хорошая! — сдержанно ответил Зверьков.

Хатагов медленно прочитывал радиограммы, а когда дошел до последней и прочитал ее, недоуменно посмотрел на Зверькова:

— Отзывают?.. Срочно? Вылет с первой оказией? Ты читал?

— Несколько раз перечитал, товарищ комбриг, — ответил тот.

Хатагов снова просмотрел радиограмму и, убедившись, что приказ довольно ясный и категорический, вздохнул: «Что стряслось? Переводят в другую бригаду или считают, что здесь уже и без меня обойдутся? Ну что ж!»

— Кали трэба, дык трэба! — проговорил он, но успокоиться не смог и начал рассуждать вслух: — Легко сказать «прощай», а как бросить дело, составляющее всю твою жизнь? Как расстаться с краем, который стал тебе второй родиной? А с этими лесами и деревушками, которые спасали тебе жизнь, оберегали тебя в дни смертельных схваток с лютым врагом! А люди этого края!

Зверьков, видя, как на глаза Хатагова набежали слезы, молча вышел и тихо прикрыл за собою дверь.

«Черт возьми, — размышлял Хатагов. — Уйти в такой момент, когда все подготовлено и налажено для решающих ударов. Еще несколько дней, и будет разгромлен еще один вражеский аэродром под Минском, где находится тайная база самолетов на критический случай… А узел связи с Берлином войсковой группировки «Центр»? Остается только дать сигнал, и он будет взорван партизанами. Подложены партизанские мины и под главные участки подземного оборонительного пояса вокруг Минска, подготовлен к взрыву и уничтожению штаб «Центра»…»

— Конечно, это все будет сделано и без меня, — проговорил он вслух, — но чертовски досадно!

Вошел Дмитрий Федорович Чуприс. Поздоровался, сел. Ему уже было известно содержание радиограммы.

— Дмитрий Федорович, — обратился к нему Хатагов. — Напомни на всякий случай, сколько за последнее время отправлено под откос эшелонов.