Мои семейные обстоятельства (СИ)

На улице постепенно становится все оживленнее и шумнее. По лестнице то и дело сбегают вниз первые клиенты. Работники кафе тоже не дремлют: в воздухе плывет терпкий запах настоя кохи — прекрасное тонизирующее средство, незаменимое в начале дня. На широких столах появляются мясные тарелки, украшенные пучками зелени, корзинки с пышной сдобой и глубокие миски со сладкой кашей. Рядом в глубоких мисках лежат вареные яйца, овощи, легкие хлебцы и соусы к ним. Яркими пятнами выделяются стаканы с апельсиновым соком и креманки с десертом из фруктов и сливок. Запахи такие пленительные, что удержаться невозможно. Я прошу принести завтрак и за наш столик.

Слоеное тесто почти что тает во рту. Вкусная еда немного отвлекает от достаточно серьезных мыслей. А крепкий настой густого коричневого цвета заряжает меня необходимой энергией. Я уже не просто готова грустить о прошлом, но и строить планы на будущее.

— Левис, а откуда ты узнал, что я буду здесь? — перехожу я сразу к делу. Брат быстро дожевывает сооруженный бутерброд и смущенно улыбается:

— А я и не знал. Просто обошел все возможные пансионы в этом районе. Беспокоил людей. Надеялся, что ты не ушла далеко.

— А почему здесь?

— Я был сегодня утром у Ремана. Он обмолвился, что видел тебя, — с заминкой объясняет Левис.

— А он не обмолвился, что отказал мне в какой-либо помощи? Я просила его разобраться в смерти Амира, — настой горчит на языке, но виной этому вовсе не ошибка в приготовлении. Всего лишь «видел», что ж, не так и далеко от истины.

— И тебе тоже отказал? Странно, — младший растерян. — Меня-то почему не выслушал, как раз понятно. Мы никогда с ним не были друзьями, но ты, дорогая сестра, и он… Мне всегда казалось, что между вами симпатия.

— Мне тоже казалось, — мне грустно, и я это не скрываю. Однако вчерашний вечер прошел недаром, печаль не вызывает слез. Я быстро собираюсь с силами, делаю большой глоток настоя и интересуют у Левиса: — А ты что забыл у Рема?

— Та ведьмочка, что вернулась с телом брата. Ее хотят обвинить не просто в нарушении контракта, а в преступной ошибке — в бездействии. Но я не верю, что ведьма из Минорского ковена не выполнила своих обязательств. Ты и сама знаешь, сестра, что они всегда бьются до последнего.

— Ты прав, — я соглашаюсь с Левисом. Вменять выжившей ведьмочке обвинение в бездействии — это почти что смертельный приговор. Минорки воспитаны совершенно невообразимым образом: они хвалятся и гордятся тем, что выполняют самые сложные задания или умирают в процессе. Остаться в живых минорка могла только в том случае, когда сам наниматель, мой брат, умер. После такого это естественно — вернуть его тело обратно в Феникс. Что же тут не так? Кому нужно убрать ведьму? Что она знает?

— Вот я и подумал, может, Реман поможет… — стискивает кулаки младший брат.

— Левис, познакомь нас, — предлагаю я.

— А… — долго моргает Левис. И я почти вижу, как мысли то быстрее, то медленнее мелькают в его голове. Наконец, решение найдено: — Хорошо, сестра, но ты пообещай, что не выдашь место, где она прячется.

— Даю слово. А я смотрю, она тебе нравится, — хитро улыбаюсь и подмигиваю. Левис в это время начинает краснеть крупными пятнами.

— Нет, пока нет, — торопится он с ответом. — Мне ее жаль. Первый контракт, ужасное несчастье. И бросить ее вдали от ковена да еще среди недоброжелателей… Это несправедливо.

— Как скажешь, — я похлопываю его по ладони. — Но если нужна будет консультация по любовным вопросам о ведьмах, обращайся. Не я, так Рада тебе поможет.

Никогда ранее белые улицы Феникса не были такими чужими для меня. Сколько раз я проходила белыми дорогами, не оглядываясь, не замечая окружения, чаще в компании братьев и Рема. Но никогда не шла здесь как радетельная. А последние события прямым текстом говорят мне, что нужно идти вперед только так, вести себя только так. Иначе мне не устоять против чужой молвы и пристального недоброго внимания. Левис идет впереди, он нервничает и будто прикрывает меня от чужих взглядов. А может, он пытается защитить сестру от той участи, что постигла старшего брата. Братец сутулится и преувеличенно резко размахивает руками. Он и сам привык к этим улицам, к таким улицам, значение которых изменилось, не более моего. Но старается выдержать, я тоже стараюсь.

Прохожие не замечают нас. Здесь слишком много жизни, которая мне не знакома. Я уверена, некоторые из спешащих по улицам вообще не знают, что умер оберег. Для них «радетельный» всего лишь слово в книге по истории. Плохо ли это или хорошо, мне сложно разобраться. Я ведь и сама прекрасно знаю, что быть аристократом в наше время — пропащее дело. Хотя наше время — самое лучшее из возможных.