Мой сероглазый

Отдернулась, отвернулась в сторону, но затормозить было уже невозможно — и следующие бесконечные часы, дни и века я разлеталась на золотистые звезды в руках чертового фейри! Холодное серебро его взгляда жгло мою кожу, душный запах меда накрывал волнами, словно солнечное море, а он творил что-то невообразимое с моим телом, отчего выжигающий взрыв все длился и длился, не желая отдавать меня реальности.

— Отпусти меня.

— Нет.

— Верни его.

— От него уже ничего не осталось. Там личности на два глотка.

— И ты их выпил?

— Они пролились сквозь трещины.

— Главное — уйди, мы сами разберемся.

— Это уже неважно. Он уже не важен.

— Я не поцеловала тебя.

— Но поцелуешь.

Он держал меня в руках, окутывая своим нечеловеческим запахом. Родные пальцы гладили непривычно и незнакомо. До последней родинки изученное тело двигалось совсем иначе, и мой мозг не в состоянии сопоставить это с образом мужа, просто сломался и отдал управление кому придется.

Поэтому я плакала. Слезы лились непрерывным потоком, вообще никак не реагируя на попытки заткнуть этот источник. Фейри баюкал меня в руках как маленькую. Оставлял жалящие поцелуи то на плечах, то на груди. Стоило мне зазеваться, и тело вновь скручивала судорога болезненного удовольствия.

 Вопреки моему желанию — мне это нравилось.

— Что тебе стоит просто забрать меня с собой? Какая, к черту, свободная воля, если ты все равно делаешь это насильно?

Я лежала  у него на коленях, полуприкрыв глаза. Короткие волосы моего мужа отрастали быстро, будто бамбук, стремительно темнели. Когда он наклонялся, они щекотали мою грудь, заставляя ее болезненно напрягаться и ныть.

— Так работает магия. Смертная женщина должна добровольно поцеловать эльфа, и тогда любовь поселится в ее пустом сердце, замкнет ее уста и привяжет навсегда к волшебным холмам.

— Мое сердце не пустое.

— Ты бы не смогла подобрать кольцо, если бы оно не было пустым.

— Оно было разбитым, но не пустым.

— Уже неважно. Посмотри… Теперь я твой муж.

На вид он был тем же мужчиной, за которого я семь лет назад вышла замуж в районном загсе, но чуть-чуть иным. Чуть стройнее, чуть изящнее черты лица, благороднее жесты. Все то, что я старалась воспитать в мужчине, в которого сейчас вселился фейри, с самой первой встречи, уверяя, что тогда он станет идеальным — вдруг воплотилось.

И серые глаза.

— При чем тут муж… — я вдруг нашла в себе силы сесть, отстраниться от сладких ласк, больше не вестись на гипноз серебряного взгляда.

Завернулась в покрывало и встала. Достала из шкафа свитер, подобрала джинсы и стала одеваться под странным, недоуменным взглядом фейри.

Я поняла, в чем его беда, гораздо раньше, чем понял он.

— Люди не умеют любить, — сказал он. — Они теряют любовь со временем. Она тает в пустоте быта. Твое сердце свободно, твой муж больше не существует. Поцелуй меня. И больше никогда не сможешь снять мое кольцо.

— Думаешь, все так просто? — горько усмехнулась я.

Теплый свитер пах лавандовой отдушкой и перебивал тошнотворный запах меда.

Тот день, когда я нашла кольцо, казался мне самым черным. Когда я думала, что навсегда потеряла Ника — и мне было все равно, кто придет ему на смену.

Но прошел год, и я снова смогла смеяться и шутить. Ездить в гости в их с Айлой дом на краю города, где прямо под окнами многоэтажек паслись коровы. Смотреть без слез на крошечную розовую девочку в кроватке. Гордиться тем, что Ник находит еще и еще подработки, чтобы у этой девочки было все самое лучшее. Раньше он был таким беспечным… А стал таким отличным отцом!

Мое сердце болело как проклятое. Но оно не было пустым. В нем была безнадежная острая обжигающая любовь.

Возродившаяся из пепла как чертов феникс.

А самый черный день был позже. На несколько месяцев позже, когда посреди лета вдруг пошел снег, и я уже знала, что телефонный звонок несет дурные вести, но все равно ответила. Любимая чашка с лисой звонко ударилась о кафель и раскололась на много мелких, острых как иглы осколков.

В тот день, когда я увидела его в последний раз перед тем, как гроб накрыли крышкой — в этот самый черный день моя любовь, пропитанная слезами, стала прочнее камня. Она заняла все сердце целиком, застыла, затвердела навеки.

Уже никто и никогда не смог бы вытеснить ее оттуда.

— Что, говоришь? Поцелую тебя и уйду навсегда в холмы? Не смогу снять кольцо, потому что стану твоей женой? Полюблю тебя так, как не умеют люди?

Мой сероглазый жених был до безумия красив. Нагота не тяготила его, серебро глаз сверкало яростно и остро. Злая насмешка пряталась в глубине черных, как ночь, зрачков.

Он думал, что переиграл меня. Что знает все о людях.

Но я подошла к нему, наклонилась, позволяя обнять себя изящным рукам, позволяя окутать летним полднем, вечностью и тенями.

На мгновение пожалела, что права. Мне так хотелось пить эту сладость вечно и не вспоминать о том, что когда-то мне было так больно, что я думала — умру от любви.

А потом поцеловала моего фейри из теней.