История – вообще странная штука. Прожив сегодняшний день, мы не умеем воспринимать его как исторический. Услышав чьи-то слова, мы не в состоянии оценить их значимость, а они порой попадают в учебники. Мы живем, не отдавая себе отчета в том, что принадлежим истории, – каждый наш день, каждый наш шаг, каждый наш вздох составляет цветные краски исторической мозаики. Далеко не всякий из нас попадает в историю, но любой из нас обязательно является кирпичиком истории страны и истории мира.
Глава 12
Пятидесятилетие
Семнадцатого января 1999 года в Salons du Pavilion Dauphin, что в Булонском лесу, съезжались гости на мое пятидесятилетие. Я начал готовиться к этому юбилею месяца за два-три. С самого начала мне помогал Алик Достман, и он никак не мог понять, почему я нервничаю. А я не мог объяснить, почему ночами не сплю.
И вот мой вечер начался. Некоторые гости прилетели из Москвы специально на празднование моего дня рождения. Много русских приехали в Париж на показ Валентина Юдашкина, который так удачно совпал с моим юбилеем, и пришли ко мне. Я радовался каждому, встречая его в дверях. А друзей пришло так много! Никогда прежде не доводилось мне принимать поздравления от стольких гостей.
В зале для фуршета играл струнный квартет из трех скрипок и виолончели – музыканты из оркестра Спивакова «Виртуозы Москвы». Музыка наполняла пространство, будто разрезая его пластами: то прозрачными и почти невесомыми, то насыщенными и густыми, незаметно, но властно окутывая нас очарованием звучавших мелодий. Помещение мягко освещалось настенными лампами, блики от которых волшебно расплывались на обшитых деревом стенах. Гости шли нескончаемым потоком по коридору меж густо-зеленых пальмовых ветвей, целовали меня, пожимали руки, вручали подарки.
Вот Валя Юдашкин, весь в черном, с белым воротничком, со светящимся открытым лицом... Вот Алла Борисовна Пугачева, с выразительно подведенными глазами, ослепительной улыбкой, роскошной гривой пышных волос, в сером крапчатом платье... Вот Николаев с Королевой, оба живописно растрепаны, Наташа – с огромным пестрым букетом... Вот маэстро Спиваков со своей неподражаемой супругой... Вот Вера Глаголева... Башмет... Церетели... Кобзон... Винокур... Громкие имена, любимые лица...
Строгие смокинги и черные костюмы чередовались с золотыми платьями, мелькали красные и белые галстуки, вспыхивали перстни, искрились броши, сияли колье. Гости шли, поздравления сыпались одно за другим, и не хватало времени взглянуть на подносимые подарки...
Некоторое время гости общались в белом зале. Он был украшен алыми занавесками, вдоль настенных росписей стояли белоснежные вазы с цветами, на белых скатертях сверкало серебро приборов, подносы с закуской, шампанское в ведрах со льдом. Расставленные всюду свечи гипнотизировали мерным движением желтоватого пламени.
Потом все прошли в большой зал, где пространство бесконечно увеличивалось стеклянными стенами и дробилось за счет ярко-синих занавесок. Разместились человек по десять за каждым столом на заранее закрепленных за гостями местах. Мой стол находился прямо перед сценой, а за моей спиной красовался роскошный букет, похожий на застывшие брызги сине-белых цветов, стрелами разлетающихся в стороны. В хрустале сияло отражение нежного пламени свечей.
Когда все успокоились, Ефим Александров взял микрофон и объявил о начале праздника:
– Сегодняшний вечер будет вечером наших тостов, пожеланий, звона бокалов...
Он сделал отмашку рукой, и включилась запись с боем курантов.
– Эти куранты сегодня звучали в твою честь, Алик. Прошу всех встать!
И мы поднялись. Странно, но эта шутка – бой кремлевских курантов – внесла какую-то торжественность. Ведь мой день рождения 1 января. Это напоминало встречу Нового года, когда с телеэкрана несется знакомый перезвон, означая наступление нового времени. Наступил новый год моей жизни. Дружное «ура» прокатилось по залу, а следом со сцены полилась песня «Happy birthday to you», которую подхватил весь зал. Было трогательно видеть, с каким воодушевлением пели ее мои друзья. Я смотрел на них, и сердце мое ликовало, велика была моя радость, велика была моя благодарность.
Сколько чудесных слов я услышал в тот вечер!
Когда к микрофону вышла моя дочь, я замер в ожидании, вслушиваясь в ее прелестный голос и любуясь ее лицом. По-детски улыбаясь, Лола объявила, что специально к моему юбилею написала стихотворение. Выдержав паузу в несколько секунд, она стала читать.