Мой швейцарский муж

– Юлия, ты должна понимать, что Германия – очень благоразумная страна, но 31 декабря кажется, что мы тут все с ума сходим. Пиротехника у нас просто так не продается, нужно специальное разрешение местных властей. Ее нельзя ни купить, ни запускать на улицах, но лишь три дня в году, с 30 декабря по 1 января, мы можем спустить пар, накопленный в обществе, – хорошо поставленный убедительный голос Майка иногда прорывался сквозь гром и гам взрывающихся в толпе петард и обрывками долетал до меня.

– Майк, мне очень холодно на воде. Тут у вас –2 как у нас в Москве –20. Мы будем ужинать в городе? – робко спросила я.

– Пиротехнику категорически запрещено запускать в центральной части города, рядом с историческими домами, теплоходами, храмами, – продолжал комментировать Майк.

Грохот поездов то чуть стихал, то снова усиливался, рев шумной толпы, наслаждающейся фейерверком в честь Дня святого Сильвестра, набирал обороты, напоминая мне обрядовую пляску древнегерманских племен, сжигающих прошлогоднее небо, чтобы изгнать злых духов.

– А нарушители, Юлия, должны заплатить штраф в размере многих тысяч евро, – уверенно вещал Майк.

– Майк, давай зайдем куда-нибудь, выпьем горячего чаю, – внутри у меня все дрожало от пронизывающего ледяного ветра с Рейна.

– Да, конечно, пойдем в кафе к вокзалу, это сотня метров. Все остальное уже закрыто, – сжалился надо мной Майк.

И вот мы сидим в привокзальном кафе. Черный чай с лимоном и горячим кёльнским картофельным пирожком греет мою душу. Завтра ранним утром поезд унесет меня обратно на юг, в Мюнхен.

Я открыла сумку, чтобы заплатить, но кошелька там не было.

21. Чужой мне человек

Кошелька не было и в кармане куртки. Майк подробно, в деталях рассказал мне, как карманники отвлекают своих жертв в толпе, чтобы незаметно вытащить ценности у зазевавшихся туристов. Перспектива возвращения в Мюнхен без денег, документов и билета была не особо радужной.

– Я, конечно, заплачу за тебя в кафе сегодня, Юлия, а когда вернешься в Мюнхен, ты сможешь вернуть мне эти деньги почтовым переводом, – закончил свой рассказ Майк.

На тот момент я слабо представляла, как я вообще могу хоть куда-то поехать, а уж тонкости работы немецкой почты меня волновали в последнюю очередь. «Хорошо начинается новый год», – думала я, не в силах ответить Майку ни слова.

До дома мы добрались молча. Машина Майка привычно побрякивала по кочкам, меняя одну дорогу на другую. А я думала только о том, как же могло так случиться, что я, коренная москвичка, прожившая всю жизнь в огромном городе, где карманники достигли таких высот, что получают предложения принять участие не только в телешоу, но и в научных исследованиях по психологии, не смогла предотвратить кражу моего кошелька. За всю мою московскую жизнь и бесконечные многочасовые поездки в переполненном городском транспорте ни разу не было ситуации, чтобы я зазевалась и стала жертвой мошенников, которым помогает далеко не ловкость пальцев, а интуитивное понимание слабых мест в человеческом поведении и мышлении.

Ночная дорога утопала в темноте, как в вязком болоте. Майк молчал, он, казалось, был погружен в свои, недоступные мне мысли. Рядом со мной сидел чужой человек, который за двенадцать лет романтической переписки подарил мне столько радостных моментов. Еще неделю назад, сидя в поезде, несущем меня из Мюнхена в Бонн, я была уверена, что мы будем понимать друг друга с полуслова и полувзгляда.

– Карманники неосознанно для себя эксплуатируют особенность человеческого мозга, а именно то, что он не создан для одновременного эффективного решения многих задач. Эта многозадачность перегружает его, и он не может на сто процентов выполнять все текущие задачи одинаково хорошо, – обстоятельно объяснил мне Майк под конец поездки, не отрывая взгляда от верткой грунтовой дороги.

Я не могла понять, почему я не понимаю этого человека, понимая каждое сказанное им слово. Я чувствовала стабильность и надежность, исходящую от него, но мне был обиден его заливистый смех, когда я делала мельчайшую грамматическую ошибку. Мой немецкий казался ему слишком русским, странным, надуманным, неестественным. Но ведь я не выпила его до школы с парным коровьим молоком на завтрак или после сданного наконец-то экзамена по экономике в университете с друзьями и горьковатым светлым кельшем. Я не собрала его с душистыми полевыми цветами с Вестфальской низменности, я не вдохнула его в легкие на воскресных прогулках по Рейнским Сланцевым горам, не ела его вместе с ягодами со склонов еловых и буковых лесов Рура. Я не ловила его удочкой вместе с неповоротливой ленивой рыбой в Рейне. Я не набила себе немецкий мозолями на ногах в горных походах с шумными друзьями и не собрала его разбитыми коленками по отвесным скалам. Я даже не искала его, как пятилистный клевер в долинах около лесистых низких горных хребтов Рурской области.