Уже дописав твою «Евреяну», услышал про какого-то Вайнштока, с которым ты, оказывается, задружился по нефтяной части. Ну понятно, главное, не по политической; а по нефтяной можно и заочно подружить, лишь бы он свои финансовые обязательства исполнял — обниматься ведь с ним необязательно.
В телефонной книге Ленинграда 60-х я однажды увидел фамилию Розенпфлуг. Вот с ним ты точно не задружился бы. А я бы, может, и задружился — вначале посмеявшись, естественно; у самого есть в загашнике недоумение: «И откуда только у еврейского человека фамилия Зернобель?». Таких даже у Ильфа с Петровым нет, у них максимум — Пфеферкорн; а корн, сам понимаешь, не зерно.
А у тебя, подумаешь, Вайншток. Негусто, да и никакой загадки, на русский можно перевести как «затычка» — это чтобы не вылилось. И сидит он у тебя на заглушке, только не на винной, а на нефтяной, и срабатывает по русскому голосовому коду: «оп!» и вентиль наполовину, а «оп-ля» — на полную…
Только что узнал: из финансовых евреев ты и с братьями задружился; забыл уже, …берги какие-то. Это же не мой мир, сам понимаешь. То, о чем говорят влезшие в суть вещей журналюги, со всеми нулями и фигурами, дыхания мне уже не собьет. Ясно, что обедняю себя, — значительные нули и фигуры в твое время и чернь волнуют, и ДДД имени ДД. Зато в тебе, Путин, борьба прагматизма с юдофобией все чаще дает пользительный итог. И это скорее хорошо, чем плохо.
Спросил у двоих, смотрящих новости: не помните, когда Путин замочил Березовского — после того, как стал президентом, или до того? Ни черта не помнят! Да и хрен с ним, это уже не столь важно. Твоя беда в том, что ты в одной куче со всеми и умных евреев-государственников на дух не переносишь. Государство, дескать, не их амплуа. Или же — это твое акелычье дело — в полнолуние сознательно трафишь темной части своего электората, составляющую до сих пор неопознанную часть населения. Хотя определить ее легко.
Но еще бо́льшая твоя беда, что ты и многих русских, профессионально знающих общественное устройство, имеющих идеи экономически толкового, справедливого переустройства той бучи, что ты замутил, умеющих предметно, из головы, а не из подаваемой бумажки, выражать свои мысли, — ты их тоже на дух не подпускаешь, приравнивая к евреям. Да еще злобно клевещешь на них, отвечая на вопросы электората.
Ты с детства так решил: всякий, кто претендует быть умнее и значимее тебя как шпаны, как шпиона, как юриста, как политика — «яврей». И с ним никаких «истя». И все силы пускаешь на то, чтобы указать такому: лидером допрежь меня не суйсь! А признаешь только одну нацию — «своих», «наших», главный профессионализм которых — в умелой закрытости, в крепком сплочении и еще во многом том, чего от советского строя до гитлерюгенда давно уже проходили, получив на аттестате зрелости по двойке с минусом.
Признаешь только тех, кто ссыт горячо преданным тебе кипятком, вроде судьи Данилкина, которого ты склонил обхамить самого себя лет на 13 с хвостиком.
Политбюро из Петербурга
Ты рассовываешь своих людей там и сям по всем субъектам Федерации. Ты ждал, пока вызванные из Питера освоят ответственные должности, а недостатки ельцинского времени набирали дальнейший ход: разлагались милиция, суд, крепла партия лоббистов-законодателей.
И когда ты теперь выкладываешь в речах череду недостатков в государственной деятельности — дороги, продукты, лекарства, воры и т. д., да так отстраненно, будто в этом виноват кто угодно, только не ты со своим властным трактором, то ставишь себя в положение, достойное осмеяния и того тона, который я тут органично для тебя избрал.
Сведения о том, что ты, презрев элементарную территориально-кадровую субординацию, лично припер во власть 75-сильную машину — это не вмешательство иностранных СМИ во внутренние дела, это не комментарии, это — информация. Я слышал ее собственными ушами. Не опровергнутая тобой, она становится фактом. И вот что по твоей неозвученной версии получается: осеменение только тех, кто был и есть подле тебя, кто тебе предан или, на худой конец, рекомендован тебе теми, кто предан — это Божий промысел. Вот так Боженька ливанул — все в одно место!
«Заметь, что все стулья попали к одному человеку, чего я никак не ожидал.» Заметь, что все кресла перетащены из Петербурга в Москву одним тобою, чего нормальная кадровая политика никак не предусматривала.
Если бы ты, придя во власть, избрал настоящих профессионалов, подобрав их (будь у тебя чутье), может, и не совсем из дружеского окружения — это было бы одно. В этом случае степень твоей личной ответственности за то, что имеем во дворе и в твоем придворье, была бы меньше. Но в этом варианте был бы реальный шанс, что о несогласиях с иными, а то и многими твоими указаниями тебе скажут прямо, не боясь потерять дружбу.
Представляя Собянина как нового мэра Москвы, ты особо подчеркнул, что он из Тюмени (не из Петербурга), и этим еще раз показал, что в целом кадровое рыльце твое в дружеском пуху.