Мой сосед Владимир Путин. Разговор по душам

Сам же не откажу себе в удовольствии повторить: дочитав, весь обрадовался, заулыбался, потер ручки, умыл их, откинулся в кусты Эдема и радостно задрыгал ножками… На месте разогнанных тобою кукольников так именно тебя можно и представить.

Опять скажешь, что ты не ловкий парень? В традициях дворовой шпаны совершил, понимаешь, налет на наследие Столыпина, выхватил самое вкусненькое себе в оправдание… Вместо того, чтобы извлечь дельную мысль, превратил зачитку в балаган.

Хотя, понятно, в источнике не сам рылся — видно было, что читаешь впервые. С одним сложным для тебя словом вообще не справился — запнувшись, перечитал. И это для меня алиби, что не отсутствовал я, а, наоборот, присутствовал у телевизора. Ясно, что помощники перед выступлением ткнули пальцем: «Во, Владимир Владимирович — то, что надо. Читайте — не пожалеете». Они уж тебя знаают, чего тебе надо. А ты оценил уже в процессе чтения, то-то голос приободрился, и глазки маслицем; а начинал смурно. В итоге — целая гамма чувств, от и до.

Тебе важна сама мысль о фатальной неблагодарности в чистом виде без оценки соотношения довольных и недовольных при тебе (и отдельно — при Столыпине). Этого ты выявлять не будешь, ты умный, тебе главное — заныкать вывод под сень авторитета. И без того ведь полагаешь себя столпом российской действительности. Если Столыпин открывал всего лишь XX век, то ты, наш Столыпищин, распечатал тысячелетие.

Почувствуйте разницу! Кто задает тон тысячелетию?..

Я уже перестал коллекционировать твои цитатки и, не зная, что так блестяще подставишься, прилег к телевизору слушать твою очередную тюльку без блокнота, лишь кряхтя «Ох, как же я от него устал…». [ «Но в душе великий комбинатор привязался к одичавшему предводителю. «Без него не так смешно жить», — думал Остап.»] Поэтому, особо не вслушиваясь, я ничего не записал и с выводом, можно сказать, рискую. К следующим новостям чтение Столыпина уже вырезали. Они там тоже умные, тефлоновую радость отречения от ответственности сочли несолидной. Так что вылавливаю очередную блоху практически понаслышке. Пошел обратный процесс: уже не пополняю твой портрет еще одним лоскутом, а, отдалившись, высматриваю из него безошибочно характерный. Ну, как бы экстраполяция долженствующего. Ты просто должен, ты теперь обязан отвечать своему характеру.

А давай так сделаем: подними запись, отдай авторитетам и скажи: «Выживший из ума пенсионер Чилингарян полагает, что ни моя должность, ни мой костюм, ни окружение министров, ни правительственная зала так и не скрыли моей шпаноголовой сущности — налететь и выхватить все самое вкусненькое. Неужели он прав, подлец?». Подними, спроси, если есть кураж…

Практически в каждом эпизоде ты меня сбиваешь на веселенькое. Тут тоже. Ведь смысл зачитки Петра Столыпина, рискну повторить, — мастерски увильнуть от обвинений. Мол, сколько вам, граждане, ни делай… Все сделаю или ничего не сделаю — один черт: будете ворчать. У вас просто физиология такая, граждане, и власть тут ни при чем…

А потом ты опять, как школяр, Столыпина цитируешь, его хрестоматийное изречение: «Нам не нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия». Еще и не начались они, а ты уже остерегаешь. Видно, почуял. И то — чуешь правильно: Россию после твоего «креатива» придется основательно отряхивать.

Кто у тебя на хозяйстве

…Ну хорошо, концерт продолжается. Неудачные выступления проглотили и забыли. Будут новые. Взмахнули простынями, освежили тела и мысли наши грешные.

Давеча мы легонько касались Матвиенки, но теперь давай вчистую разберем ее действия, когда она была еще питерским губернатором. Может, и поздно теперь об этом говорить, но — наболело. Ведь Питер нам с тобой не безразличен?

Привлечем даже стихотворение Тютчева «Последний катаклизм». Понятно, почему? Да ты не скучай, 4 строчки всего.

Когда придет последний час природы…

Этот час приходил к петербуржской начальнице почему-то каждую зиму — очевидно, проверял ее на крепость.

Состав частей разрушится земных…

…Нет, ты понял, что делает Тютчев? Он и саму строку разрушает, чтобы все мы, даже ты, врубились по полной. И ведь хорошо, что я тебе, слишком занятому, объяснил это. А то бы ты мог подумать, что Тютчев со строкою не справился (как ты — со страною), а намудрил только ради сохранения ритма. Но это называется инверсия — изменение привычного порядка слов.