Мой созависимый плен. История одного побега

Я признавала свое бессилие, быстро успокаивалась, и, о чудо, раздавался долгожданный звонок в дверь. Она приходила, и я говорила ей о том, что я чувствую, когда она так поступает, и понемногу мы научились договариваться.

Я убрала контроль со словами: «Доченька, я не могу тебя больше контролировать. Это твоя жизнь, и ты вправе распоряжаться ей так, как посчитаешь нужным. Я верю, что ты сделаешь правильный выбор. Все, что я могла сделать для тебя, я сделала как могла, как умела. Дальше ты сама. Я могу за тебя только молиться!»

И я молилась. Каждый раз, когда мне хотелось ее растерзать за ее ужасное поведение, я мысленно повторяла, иногда с иронией и скептицизмом, но повторяла: «Господи, благодарю тебя за это чудное дитя, которое явно научит меня мудрости и терпению! Дай мне силы помочь ей вырасти счастливой, благополучной и эффективной!» Как ни странно, это чаще всего помогало. Но иногда я не сдерживалась и снова давала выход своей ярости.

Долгое время у нас был не дом, а поле боя. Я неистово билась с ней за все. За чистоту в доме, за немытую посуду, за утренние подъемы, за опрятный внешний вид, за оставленные грязные вещи, за неубранную постель, за здоровое питание… Мне однажды даже пришлось мыть унитаз колой, чтобы показать истинное предназначение этого «полезного» напитка.

Но в этой неравной битве почему-то всегда был только один проигравший – это я. А она с безучастным видом и воткнутыми наушниками в ушах, дабы не слышать моих воплей, молча переступала через горы грязи в своей комнате и, в общем, делала только то, что ей хочется, а не то, что, по моему разумению, должна делать девочка в ее возрасте. Опустошенная морально и физически, я признавала свое бессилие. Моя ярость и злость не давали никаких результатов.

Потом, гораздо позже, когда я стала осознанной и научилась делать «разбор полетов» своей злости, я с удивлением обнаружила, что моя дочь была третьей лишней в моих разборках с самой собой. Например, меня очень раздражал ее внешний вид, особенно когда она шла в школу. Когда я научилась задавать себе правильные вопросы и спросила себя: «Что меня так злит?» – оказалось, что я очень переживала не о том, как выглядит моя дочь, а о том, что скажут люди обо мне, глядя на нее. Это же целиком и полностью моя проблема. За каждым эпизодом моего гнева стоял страх. Мой страх! Так на кого я злюсь?

Гнев означает страх. Тот, кто злится, – испуган, он боится что-то потерять.

Ричард Бах

Сегодня, когда я повзрослела сама, я очень четко понимаю, что слишком часто делала что-то не для своего ребенка, а для себя, для своего эго, лишь прикрываясь ее интересами. Я хотела быть хорошей за ее счет! В свою очередь свою «хорошесть» я меняла на любовь и внимание других. «Любите меня! Я же хорошая, правда, я хорошая?» – транслировала я в мир. Моя дочь портила мне картинку моей «хорошести» перед учителями, друзьями, родственниками и другими людьми!

Шаг за шагом, осознание за осознанием, балансируя, как канатоходец, я двигалась дальше в улучшении отношений со своей дочерью.

Потом я нашла средство от глухоты – похвалу и начала больше и чаще ее хвалить. Потом завела «дневник благодарности любимой доченьке» и начала каждый день записывать все, за что я благодарна ей сегодня. Это было нелегко. Казалось, за что ее благодарить, когда она целый день трепала мне нервы в своих тупых сопротивлениях. Со временем я научилась и этому. Благодарить было, есть и будет за что!

Потом я прочитала, что известный семейный психотерапевт Вирджиния Сатир рекомендовала обнимать ребенка несколько раз в день, говоря, что четыре объятия совершенно необходимы каждому просто для выживания, а для хорошего самочувствия нужно не менее восьми объятий в день!

Я даже представить себе не могла, как сложно мне будет обнимать свою собственную дочь-подростка. Это было целое испытание. Что-то во мне неистово сопротивлялось. Я просто не умела этого делать. У меня в моей карте реальности не было картинки «обнимать дочь-подростка». Меня никто не обнимал в таком возрасте. Эти «телячьи нежности» были как-то не приняты в моем подростковом возрасте.

Мозгами я понимала, что эти объятия жизненно необходимы нам обоим, но на деле я каменела от этих объятий. Дикость какая-то! Одно дело – обнимать маленькую беззащитную крошку и совсем другое – обнимать сейчас этого колючего ежика, когда между нами как будто стояла стена из боли и недопонимания. Но, с другой стороны, я очень хорошо понимала, что, если не начну ее обнимать я, через некоторое время ее обнимет и приласкает улица.