Мой сталкер

Лица и силуэты освещает тускловатый свет лампочки, но видно все равно отчетливо – как эти подонки переглядываются между собой, но не говорят, не перешептываются, словно немые. Раньше вы были посмелее.

По полу возле Андрея разбросаны одноразовые стаканчики и бутылки. Полно мусора. Может, там выпивали? Оператор всего этого кошмара постоянно меняет ракурс съемки.

– Глеб, – наконец произносит Андрей на пятидесятой секунде, – я бы пожал тебе руку, но увы, они у тебя связаны.

Видно, в этом подвале хорошая акустика, потому что все прекрасно слышно… К сожалению…

– Почему мы здесь? – спрашивает Глеб, впервые поднимая голову с начала киноленты.

– Всему свое время. Я обязательно расскажу. Только странно, что вы сами не понимаете. Видать, совсем чиста совесть, да?

Никто из них не отвечает, но хорошо слышно, как кто-то смеется. Кажется, помимо оператора, там есть еще кто-то, просто его или их не видно.

Поднимаясь, Андрей берет стоящую рядом с ним пластмассовую бутылку и немного отпивает. Потом медленно подходит к Глебу.

– Ну че, я вас сюда не просто посидеть позвал. Расскажете, может?

– Что?

– Как до жизни такой докатились? Как спите по ночам?

– В каком смысле?

В этот момент лицо Глеба приближают. Теперь я вижу, что у него на нижней губе и под носом засохшая кровь. Очень много крови. Возможно, они в таком положении намного дольше, чем я думала.

– Они реально не догоняют, – вставляет кто-то из невидимок за кадром.

– Ну да, у них же за мыслительный процесс тестостерон отвечает.

– Пожалуйста, отпустите нас, ребят!

– Пожалуйста, отпустите нас, – передразнивает Андрей, насмехаясь. – Может, еще такси до дома оплатить?

Мне доводилось видеть его разным – и нервным, и грубым, и очень-очень злым, но таким зверем – еще ни разу. С почином.

– Ладно, не буду вас томить, но прежде чем мы начнем некий перформанс, должен предупредить вас, что становлюсь чуть добрее, когда делают то, что я хочу.

– Что мы должны сделать?

– Что так неуверенно спрашиваешь? Это тебе не девочку пятнадцатилетнюю насиловать?

Тут один из тех, что сидит чуть позади, подает голос:

– Девочку? Так это все из-за нее? Из-за той?

Самое смешное, что для людей, сломавших несколько лет тебе и твоей семье, ты осталась просто «той». Не той, перед которой стыдно. Не той, которую жалеешь спустя время. А просто «той».

Той, которую вы изнасиловали, оплевали, избили и унизили. Той, которую вы оставили на улице с угрозами о том, если пойду в полицию, то весь город увидит порнуху со мной в главной роли. Весь город, включая моих родных.

– Нет, сукин ты сын, из-за того, что ты такой красивый и я решил пустить тебя по кругу.

– Но мы можем это сделать, да?

– Конечно, Вахтанг, почему нет? – улыбаясь, отвечает Андрей и наклоняется ко всем троим. – Кстати, свыкайтесь с этой мыслью уже сейчас, пока я расскажу вам одну историю. Помните, когда это было?

Молчат.

Кажется, из нас четверых только я одна помню эту дату.

– Ребят, отпустите меня! Я… я женюсь на ней, если надо! – кричит Глеб, мотая головой в поисках надежды.

Какой же он жалкий.

– А ты все роешь себе могилу, смешной. Все это время вы жили спокойно, спали спокойно, жрали спокойно, а тут у нее – этой милой крохи – появился парень, и как же вам не повезло, что этот парень я. И знаете, все-таки я крайне рад, что вас – выродков – не наказали тогда, когда все это произошло. Это слишком просто и ожидаемо, вам так не кажется? Эти годы ожидания стоили сюрприза в моем лице. С маленькой испуганной девочкой вы были такими всесильными, а со мной? Жалкие, трясущиеся в углу сосунки.

Андрей берет Глеба за шиворот и бросает на пол.

– К тебе как к массовику затейнику у меня особое отношение. Я особенно сильно хочу подпортить тебе личико.

– Прошу вас, не надо! – разрываясь, кричит Глеб, при этом еще пытается повернуться, чтобы донести свою мерзкую ложь до Андрея. – Она тогда сама пришла! Она сама хотела этого! Ее никто не заставлял!

Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! Надеюсь, ты там и сдохнешь! Ты и твои мерзкие друзья!

– О да, мечтала, – насмешливо произносит Андрей.

– Нет, он врет! Он захотел это сделать! Он нас заставил! – истерически вопит кто-то из друзей Глеба.

– Нет, это неправда! – оправдывается Глеб.

– А вы же так сопротивлялись, бедные, не хотели, останавливали. А ведь сделали бы это – и не было бы нас всех здесь.

По дороге проезжают машины, заглушая все вокруг. Наверное, гонщики: они часто устраивают гонки или выступления по ночам. Приходится надевать наушники, чтобы не пропустить ни одного слова.

Теперь я полностью погружаюсь, словно нахожусь с ними в качестве невидимого наблюдателя.

Оператор меняет ракурс, перестает снимать Андрея и идет в сторону Глеба, все еще лежащего на животе.

– Че, думаешь притворился мертвым, так мы о тебе забыли? – смеется парень, водя при этом кроссовкой по его лицу.

– Сейчас такой вопрос, у кого из вас – троих придурков – сохранилось то видео?

– Ни у кого, мы все удалили, клянусь! – впервые подает голос третий – кажется, Паша?

Да, его зовут Паша, но я не хочу называть их по именам.