Мои странные мысли

Эти утренние часы после ухода девочек в школу, ранее бывшие для них временем для радостей любви, теперь были отданы бесконечной грызне и упрекам. Только слезы Райихи могли заставить Мевлюта немного смягчиться и сказать ей: «Все будет хорошо», и в такой момент смущенная Райиха могла ответить, что, может быть, действительно ей лучше оставить ребенка. Но она тотчас же жалела о своих словах.

Мевлют сам гадал – с нарастающей обидой, – было ли решение Райихи прервать беременность ее ответом на его бедность и все его жизненные неудачи. Ему казалось, что если он сможет убедить ее сохранить ребенка, это покажет всему миру, что у них есть все, что нужно в жизни. От этого станет ясно, что они более счастливы, чем даже Акташи, Коркут и Ведиха, у которых только двое детей. У счастливых людей детей много. Богатые и несчастные люди завидуют многодетным беднякам – как те европейцы, которые продолжают твердить, будто Турции надо заняться планированием семьи.

Однажды утром Мевлют поддался настояниям Райихи и ее слезам и пошел к мухтару местной управы за сертификатом, подтверждающим, что они женаты. Советника, который был еще и агентом по недвижимости, не было в конторе. Опасаясь вернуться к Райихе с пустыми руками, Мевлют немного побродил по улицам Тарлабаши: по старой привычке безработных дней его глаза блуждали по сторонам. За последние десять лет улицы Тарлабаши наполнились пустыми тележками торговцев, некоторые тележки оставались прикованными на цепи даже днем. Мевлют подумал о том, что с тех пор, как он перестал продавать бузу по ночам, он чувствует тесноту в груди.

Он посидел с чашечкой чая и немного поговорил о религии и о новом мэре с курдским торговцем металлоломом, который поженил его с Райихой тринадцать лет назад. Теперь на улицах Бейоглу было еще больше баров с выставленными на тротуары столиками. Он спросил торговца металлоломом про аборты. «В Коране сказано, что это великий грех», – сказал торговец, пускаясь в подробные объяснения, но Мевлют не слишком серьезно слушал его. Если бы это действительно был ужасный грех, почему так много людей все время делают аборты?

Но было кое-что из сказанного торговцем, что засело в голове у Мевлюта: души детей, вырванных до рождения из материнских утроб, живут в раю на деревьях, перепрыгивая с ветки на ветку, словно осиротевшие птицы, и неустанно скачут, как крохотные белые воробьи. Он не сказал об этом разговоре Райихе, опасаясь, что она не поверит, будто он не застал мухтара на месте.

Когда он пришел снова четыре дня спустя, мухтар сказал ему, что паспорт его жены просрочен и что, если Райихе надо получить какую-либо услугу от государства (Мевлют не уточнял, какую именно услугу), она должна прийти за новым паспортом. Такие вещи всегда пугали Мевлюта. Главный урок его покойного отца состоял в том, чтобы держаться подальше от правительственных записей и тех, кто их ведет. Мевлют никогда не платил государству никаких налогов. За это государство забрало его белую тележку для плова и уничтожило ее.

Убедившись, что муж в конце концов подпишет разрешение, которое требуется для аборта, Райиха устыдилась, что покинула его в магазине, так что с начала апреля она вновь начала появляться в «Свояках». Однажды там ее вырвало. Мевлют убрал следы, прежде чем их мог заметить кто-то из покупателей. Райиха больше туда не возвращалась.

Супругами было решено, что днем, после школы, Фатьма и Февзие будут ненадолго заходить в «Свояки» помогать мыть стаканы и наводить чистоту. Райиха затруднилась объяснить им, почему она сама не может помогать отцу. Чем меньше людей будет знать про ее ребенка – включая дочерей, – тем проще будет от него избавиться.

Мевлют велел детям мыть стаканы и убирать со столов, но он был слишком заботливым отцом, чтобы позволить им обслуживать покупателей и брать деньги, да и вообще заговаривать с кем-либо.

Фатьма была поумнее сестрички. Она знала, сколько стоят еда и одежда и что продается в каждом магазине; она знала, какие люди приходят в «Свояки», какая обстановка на улице. Она знала привратника, который продавал контрабандный товар через нищего на углу, знала, что ее мать дома одна, и знала даже то, что́ ждет бизнес ее отца. Она была полна покровительственной любви к нему, и Мевлют глубоко это чувствовал. Как он часто с гордостью говорил Райихе, если его магазин когда-нибудь стал бы успешным предприятием, он бы со спокойной душой оставил его в двенадцатилетних руках дочери.

Февзие в свои одиннадцать была еще ребенком: она ненавидела мыть, убирать, протирать и всегда находила причины увильнуть от работы. Мевлют пытался быть с ней строгим, но ему было трудно сохранять суровость на лице, ведь он знал, что это бесполезно. Мевлют любил болтать с младшенькой, обсуждая с ней заходивших покупателей.