Мой сын БГ

Боря снова ездил работать в Америку. Он жил своим творчеством. Я помню, как после долгого отсутствия он пришел к нам с Глебом в гости. Его сопровождал Сева Гаккель. Я рассказывала Боре о смешных высказываниях его сына, он слушал, весь сияя от радости, а когда я на секунду замолчала, сказал Гаккелю: «Нужно было на „сорокапятку" поставить эту вещь, а они поставили другую». Тогда я поняла, насколько он погружен в свою работу. Впрочем, я была им довольна. Мужчина должен работать.

Через год Боря смог купить для своей семьи квартиру. Ирина оказалась великолепной женой. Ласковое сочувствие, никаких «почему», никаких «нет», веселое настроение — я выписала себе как-то качества, которыми очаровывала мужчин баронесса Будберг. И я поняла, что Ирина обладает всеми этими качествами. Ирина нашла невесту своему бывшему мужу Саше. Он женился на этой девушке, у них родился ребенок, сейчас они живут в Лондоне.

После того как Боря выпустил с CBS первую пластинку, эту компанию купили японцы. Они стали узнавать у Бори, кого он хочет видеть в качестве своих продюсеров. Кандидатуры Бори их не устроили, в итоге стороны решили разойтись по-хорошему, без обязательств. Что началось дальше, я плохо знаю. Из книг об «Аквариуме» узнаю, что у Бори тот период был трудным и в финансовом, и в творческом планах.

Когда вышла первая Борина пластинка на Западе, он поехал в рекламную поездку по Европе. Давал интервью, активно общался с журналистами. В это же время вышел фильм «Долгая дорога домой», он представлялся в Каннах. Мне прислали приглашение на Каннский кинофестиваль, так как я тоже участвовала в этом фильме. Я уже сделала заграничный паспорт, но согласовать все с горкомом к нужному сроку мне не удалось. Боря решил, что без меня тоже не поедет в Канны. Но паспорт и французская виза у меня были готовы. А Боря как раз ехал из США в Париж, где должен был общаться с прессой. И он предложил мне прилететь туда к нему.

Я приехала. Мы жили в шикарном отеле «Интерконтиненталь» в самом центре Парижа, рядом с парком Тюильри. У Борьки каждый день были интервью. А я целыми днями гуляла по Парижу и ходила по магазинам. Все расходы, даже в ресторанах, оплачивала CBS. Боря сказал мне: «Живи здесь сколько хочешь, когда надоест — только сообщи, тебе купят билет и пришлют за тобой машину». Мне удалось посмотреть все лучшее в Париже, так как возможности у Бори за счет CBS были неограниченны. С другой стороны, жизнь в самом респектабельном районе имела и свои недостатки. Там находились самые дорогие ювелирные магазины, ценники в которых приравнивались к стоимости квартир в СССР. Каждый день я ходила мимо нескольких десятков витрин таких магазинов. Можно было с ума сойти.

Боря пришел в наш номер как-то вечером и принес мне в подарок украшения, лежащие в фирменном футляре. Я открыла этот футляр — там лежала тонкая золотая цепочка и золотой браслет. Я говорю: «На старческую шею — тоненькую цепочку?» Боря рассердился, схватил браслет и выкинул его в форточку. Выкинуть цепочку я ему не дала, сказала, что она будет для Алисы. А искать браслет мы не пошли.

Боря уехал из Франции в Германию. А я осталась в Париже, но ненадолго. О Париже я мечтала с пятого класса, с того времени, когда прочитала «Трех мушкетеров». Но меня Франция и ее столица очень разочаровали. Французы оказались очень неприятными. У них у всех комплекс неполноценности, потому что раньше они были великой державой, а теперь обслуживают богатых американцев. На тебя смотрят только как на потенциального покупателя. Мне надоело во Франции, поэтому дня через три после Бориного отъезда я отправилась домой. К тому же в Париже у меня возникли проблемы с общением. Мне всегда казалось, что я знаю французский, так как учила его в Университете, но общаться с настоящими французами на их языке оказалось для меня слишком сложно.

Но я по-прежнему с наслаждением смотрю французские фильмы.

* * *

Лондон, в отличие от Парижа, мне очень понравился. Я приехала туда к Боре вместе с Глебом в 1990 году, в апреле месяце.

Мы были в гостях у Севы Новгородцева. Глебу он очень понравился, Сева показал ему свою мастерскую.

— Нравится? — спросил Сева у Глеба. — Будешь приходить ко мне играть?

— Зачем? — изумился Глеб. — Я просто у тебя останусь.

— Так, может, ты пойдешь ко мне в сыновья? — пошутил Сева.

— Пойду!

В Лондоне все для людей. Мне запомнились цветущие магнолии, зеленый лужайки Гайд-парка. Мы жили на Оксфорд-стрит, в двухэтажной квартире, которая была отведена Боре. Окна выходили в цветущий садик, за которым каждое утро ухаживал садовник.

Люди в Лондоне очень любезные, в отличие от парижан. В Гайд-парке я видела сценку, когда на скамейке сидел мужчина и бросал голубям кусочки булки. Рядом сидел другой, посторонний мужчина, и ему, очевидно, тоже хотелось покормить голубей. Мимо них проходил третий мужчина. Увидел, что у второго нет булки, достал из сумки с покупками хлеб и протянул ему, чтобы тот тоже мог кормить голубей.