Мой сын – серийный убийца. История отца Джеффри Дамера

– Избавься от этого хлама, пока твоя бабушка его не увидела, – сказал я ему.

– Хорошо, пап, – послушно сказал Джефф, затем закрыл коробку и вернулся в подвал.

* * *

Позже тем же утром, 23 мая 1989 года, судья Уильям Д. Гарднер приговорил Джеффа к пяти годам условно и потребовал, чтобы он отсидел один год по программе трудовой реабилитации в Исправительном заведении округа Милуоки, расположенном в центре города.

Перед вынесением приговора Джефф обратился непосредственно к судье. Он буквально источал флюиды раскаяния. Он сказал судье, что понимает природу своего преступления и что ему стыдно за то, что он его совершил. Он попросил судью быть снисходительным. Он сказал, что надеется, что ему дадут еще один шанс.

Слушая его, я обнаружил, что, несмотря ни на что, все еще верю, что Джеффа можно спасти. К тому времени я узнал, что еще до этого последнего ареста Джеффа арестовывали за непристойное поведение, когда на ярмарке штата он голышом выставил себя напоказ подросткам. Но лишь позже я узнал, что, находясь под залогом, он убил еще одного человека, голова которого и находилась в той злосчастной коробке, которую он отказался открыть. И коль скоро я ничего не знал об этом, я продолжал надеяться, что благодаря тюремному заключению Джефф вдруг наконец сможет взять под контроль свою жизнь.

В тот день, когда Джеффу вынесли приговор, я все еще видел его маленьким мальчиком, который, хрипло смеясь, играл во дворе со своей собакой; мальчиком, которого я брал на рыбалку, катал на коньках и водил в кино, мальчиком, которого я обнимал тысячу раз.

Наблюдая за ним в тот день, когда он предстал перед судьей, мне трудно было поверить, что моему первенцу уже никогда не стать никем большим, чем тем, кем он уже был, – лжецом, алкоголиком, вором, эксгибиционистом, растлителем детей. Я не мог себе представить, каким образом он вырос с такой разрушенной душой, и, каким бы невероятным это сейчас мне ни казалось, я позволил себе поверить, что даже эти гротескные и отталкивающие поступки – всего лишь этап, который однажды пройдет.

Я думаю, в глазах родителей дети всегда видятся на расстоянии одного шага от искупления. Независимо от того, как глубоко они завязли в трясине, мы считаем, что им нужно только ухватиться за спасательный круг, и мы все равно сможем благополучно вытащить их на берег. В течение многих лет я был именно таким наивным отцом, который хватался за каждую соломинку, верил каждой лжи, протягивал руку раз за разом и, несмотря на все это, продолжал верить, что где-то в руинах разрушенной души моего сына таится надежда на спасение.

Поскольку одна неудача следовала за другой и было очевидно, что Джефф увязает в своих неурядицах все глубже и глубже, я тем не менее продолжал оказывать ему всяческую духовную, интеллектуальную и финансовую поддержку, чтобы у него еще оставался шанс вступить на путь достойной жизни.

Но когда я наблюдал, как Джефф разговаривает с судьей, я внезапно ощутил свою беспомощность. Впервые я больше не верил, что одних моих усилий и ресурсов достаточно, чтобы спасти моего сына.

Я увидел юношу, в котором не хватало чего-то существенного, того элемента воли, который позволяет человеку самому распоряжаться своей жизнью и направлять ее в нужное русло. С того момента, когда я наблюдал, как Джеффа уводят отбывать год в исправительном заведении, я знал, что если он когда-нибудь и будет «исправлен», то только благодаря заступничеству какой-то иной силы, более могущественной, чем я. «Может быть, это Бог», – подумал я. Или это может быть государство. Возможно, это какая-то программа консультирования. Или это может быть просто другой человек, который, несмотря ни на что, мог бы научить его жить лучшей жизнью. Какой бы это ни была сила, она должна была исходить извне личности Джеффа, и это был бы не я.

С тех пор я начал искать это внешнее решение. Я больше не верил, что мои собственные усилия помогут моему сыну. Я больше не верил, что смогу выдержать всю тяжесть его падения. Из-за этого я знал, что мы больше не сядем за стол, чтобы поговорить о его будущем, от нас больше не будет полезных и благонамеренных предложений об образовании или карьере, мы больше не будем притворяться, что он – просто своенравный юноша. Мой сын переступил черту.

* * *

Пока Джефф оставался в исправительном заведении, я пытался заручиться той помощью, в которой, по моему мнению, он нуждался. Я написал множество писем Джеральду Бойлу, адвокату Джеффа. Каждое письмо было более решительным, чем предыдущее, и по мере того, как проходили месяцы, а освобождение Джеффа приближалось, я все больше и больше преисполнялся решимости найти какую-нибудь независимую помощь для моего сына.