Мой сын. Жили-были два буржуя

Это только несведущие люди думают, что между начальником и подчиненным не бывает дружбы на производстве. Иногда случается.

– У тебя как с английским? – с порога спросил Рубахин своего заместителя по снабжению – среднего роста, спортивного, молодого.

– Могу вери вел!

– Как тебе новая жизнь под финиками? Нашел общий язык?

– Да не шибко-то убиваюсь, – пожал Костя плечами, присаживаясь к столу начальника. – Как говорит моя мама: перестройку пережили и это переживем.

– Что, так все плохо? – порадовался Рубахин за приятеля.

– Даже прикольно…, – Инночкин принялся рассказывать производственные анекдоты про головотяпство туполобых финнов в бардаке российской энергетики.

– Да все нормально, – подвел итог Соломон Венедиктович. – Самоутверждаются козлы. Такова жизнь.

– А у тебя что нового? – спросил Константин.

– Есть кое-что, – многозначительно произнес Рубахин. – Начинаю подумывать об отходных путях.

– А не рано ли? – усомнился Инночкин. – Сами выгонят, и просить не надо. Или есть запасные позиции?

– Нет, но есть мысль их создать.

– Думаешь с финнов царский долг взыскать? – пошутил Костя.

И Рубахин в тон ему:

– Нет, лучше со Штатами поссорю.

– Господи, Соломон! С такими связями и на свободе! Когда ты меня с нашими американскими друзьями сведешь?

– Ну, как-нибудь… Давай в Новый Год в столицу махнем…

– Зря затягиваешь, – строго сказал Инночкин. – Мы бы с америкосами такие дела замутили! Какой-нибудь фонд засобачили – например, в поддержку колыбели человеческой цивилизации Аркаима. Филиал в Челябинске, в Москве офис….

– Ты думаешь, они так глупы? – уныло вздохнул Соломон Венедиктович.

– Совсем неглупые, но тупые, – заверил Костя. – Острить тупых – мое хобби.

– Ладно. Я с ними поговорю, и на Новый Год стрелку забьем.

– А давай за океаном – в Нью-Йорке там, или захудалом каком Чикаго.

– И в столице-матушке нашей ништяк! Вокруг елки попрыгаем, попируем. Они когда водки нарежутся, такие покладистые.

– Мне все ясно – начинаю копить на билет в Первопрестольную.

– Думаю, скоро тебе откладывать не из чего будет, – серьезно заметил Рубахин и перебросил Инночкину через стол злосчастный документ.

Костя, прочитав:

– Что за манера сомневаться в профессионализме наших руководителей?

– Вот-вот, – Соломон был рад, что Инночкин его сразу понял. – Скоро у тебя будет новый директор. А может, ты сам в это кресло метишь?

Приговоренный руководитель подозрительно покосился на подчиненного.

– Предлагаешь уволиться? – насупился Костя. – А дальше что?

– Оставайся. Будешь делать от финнов аборты.

– Насчет абортов не знаю, Соломон Венедиктович, но вот семью кормить надо .…

Помолчали.

Костя первый не выдержал паузы – хмыкнул, кивнув на злосчастный «пергамент»:

– Не боятся изобретатели бандитских ножей оставить предприятие без администрации да еще в самый разгар отопительного сезона.

– Разумно мыслишь, – одобрил Рубахин, вновь превращаясь в самоуверенного руководителя, и принялся излагать свой конгениальный план.

Выглядел он на все сто – прям ГОЭЛРО.

– Слушаю критику, – закончил Рубахин.

– Никаких замечаний!

– Отлично! – улыбнулся Соломон Венедиктович. – Признаться, думал: сочтешь мое предложение сумасшедшим.

– Ну… было дело, только в самом начале, а в итоге – любо!

– Ну, любо, так любо, – Рубахин протянул через стол пятерню. – Значит, вместе до финиша?

– Победного! – Костя с жаром пожал ему руку.

– А финны с финнками в финских банях…..

– … пусть финками бреют финнские яйца!

Друзья расхохотались.

– Слушай, а они свинину едят?

– Да хрен их знает! Тебе зачем?

– Дак подложим.

И снова хохот.

Двое русских продвинутых мужиков задумали финку финнам в бок. И не в темной подворотне, а прямо в просторном кабинете директора энергоремонтного предприятия, ставшего структурным подразделением совместного русско-финнского холдинга «Фортуна». От тех, что караулят по подворотням, можно откупиться наличностью из кошелька, а вот от этих такой мелочью не отделаешься. Ишь, как регочут!

Нареготавшись.

– С кого начнем?

– Сверху вниз – тех, кто нам нужен.

– А если…

– «Отключим газ!» То бишь выгоним на хер с плохой записью в трудовой книжке. Кто не с нами, тот против нас!

– Что, так сразу со статьей? – удивился Инночкин.

– Почему «сразу»? – усмехнулся Рубахин. – На любого что-нибудь наскребется.

И подмигнул:

– С кадрами надо работать.

Нажал кнопку селектора:

– Ксения, заместителя по производству ко мне.

Через минуту звонок. Голос Барашкина:

– Вызывали, Соломон Венедиктович? Сейчас приду!

Что-что, а угодить начальству Мустафа Абрамович умел. Исконно русскому человеку, коим считал он своего директора, люба правда-матка в глаза с последующими искренними раскаяниями и извинениями – мол, заблуждался, шеф, прости подлеца. Что и практиковал почти ежедневно.

– Простите меня великодушно, Соломон Венедиктович, – тенорил Барашкин, прижав к груди обе ладони. – Не врубаюсь.

Рубахин строго:

– Раз не врубаешься, садись нахер за стол и пиши заявление по собственному желанию.

– На хер или за стол?