Мой сын. Жили-были два буржуя

– Однохерственно! Впрочем, если остроумия некуда деть, иди в цирк коверным работать! А хочешь остаться у меня и не лизать финнам жопу, пиши заявление на увольнение. Предупреждаю: не создавай на ровном месте проблему – выгоню по статье.

– Обижаете, Соломон Венедиктович! – Барашкин широко улыбнулся. – Вы ж для меня, как теща родная…

– Садись, пиши, – Рубахин дал понять, что разговорная часть завершена.

Главный инженер Рылин был следующим. Глубоко посаженные недружелюбные глаза, сжатые в ниточку губы и тяжелый подбородок выдавали в нем человека, руководствующегося в жизни принципом: «а мы постоим – на своем настоим».

С полуслова поняв директора, он «врубил дурака» – делал вид, что ужасно озабочен состоянием дел на производстве.

– Я им говорю: как вы могли забыть вагончик в Ебурге? Вагончик! Это вам не будка собачья. Кстати, Костя, твои орлы.

– Да хер с ним! – успокаивал ретивого служаку директор. – Забудут, потом себе заберем. Ты что ли остаешься?

– А эти-то что удумали, уроды…, – продолжал нести «пургу» Рылин.

Рубахин долго и внимательно его слушал, склонив голову на бок и сохраняя спокойствие.

– Слышь, Рылин, – Соломон Венедиктович повертел перед собой ладонями, будто кубик Рубика собирал. – Ты должен быть в курсе, как ежи размножаются.

Тут главный инженер умолк ошарашенный.

– К чему вы? – спросил, промокнув платком лоб.

– Сейчас узнаешь, – и попросил секретаря вызвать главного бухгалтера.

Н. Л. Шулленберг не заставила себя ждать. Дама была аппетитногубая, полногрудая, но с тоненькими ножками, трепетавшими при каждом шаге от многопудовой нагрузки – этакий перекормленный Наф-Наф на копытцах.

– На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера… – начала главный бухгалтер, едва войдя в кабинет.

– Да на хрен! – отмахнулся Рубахин. – Ничего нам не нужно на следующий год. Потому что следующего года для нас не будет.

Рылин и главный бухгалтер в недоумении уставились на него.

– Ну-ка, повторите, Нина Львовна, что вы мне про этого субчика говорили, – Соломон Венедиктович ткнул пальцем в главного инженера.

Женщина потупилась, будто ей сделали предложение, и заворковала вкрадчиво:

– А вот пусть объяснит, уважаемый Владимир Викторович, почему у него постоянно не сходятся отчетности по командировочным.

Рылин не стал запираться, а сразу же перешел к оправданиям.

– А я не могу подрывать дисциплину в коллективе перед сдачей объекта. Рука не поднимается выдавать деньги на пьянство. Лучше я их…

– Сам пропью! – закончил Рубахин.

– Я не пью на работе, – обиделся главный инженер.

– Ну, «домой унесу». Как это не назови – все равно воровство. Значит так, Рылин, либо ты пишешь заявление на увольнение по собственному желанию, либо по моему желанию Нина Львовна на тебя в прокуратуру строчит донос.

Быть главным инженером предприятия очень хлопотно, но приятно, хотя бы потому, что твое мнение специалиста даже начальством не оспаривается. Всем директорам, с которыми Владимиру Викторовичу приходилось работать, было далеко до идеала, до требовательного и принципиального руководителя, у которого мухи – и те летают строем. Быть главным специалистом у профана Рубахина, да еще склонного закрывать глаза на «шалости» подчиненных с подотчетными деньгами, не в тягость, а в кайф. Но по всем приметам дни Соломошки сочтены: не прорваться ему с его багажом технических знаний и административных навыков через финские рогатки. Да вот ситуация – утопающий хватает за ногу плывущего. Как тут спастись?

Увольняться Рылину не хотелось. Он набычился, каменно стиснув челюсти, в позе: а мы постоим, на своем настоим – Бог даст, сами станем директорами. Думал так, не догадываясь, что в директорах не продержался бы и месяца. Как началось массовое увольнение сотрудников, так и его бы сняли – не уважали главного инженера Рылина на энергоремонтном предприятии.

Смерив упрямого подчиненного оценивающим взглядом, Рубахин сказал главному бухгалтеру:

– Пишите, Нина Львовна, заявление в прокуратуру.

– Может, приказом проще уволить? – подал голос Костя Инночкин. – Зачем же в суд человека?

Рубахин жестко:

– За измену Родине с бл…ми финскими!

Главный бухгалтер:

– Ох, не нравится мне эта затея….

– Всем что-нибудь не нравится, Нина Львовна, – оборвал ее Соломон Венедиктович. – Кому работа, кому зарплата, а кому и директор. Только мне все нравятся, и знаете почему? Да потому что у каждого из вас голова болит только за свою задницу, а у меня за предприятие. И когда любимое детище отдают на разграбление аборигенам из бывшей российской колонии, возомнившим себя культурной нацией, а нас считающих отсталыми свиньями, достойных хлева, меня так прямо с души воротит. Я бы это все лучше взорвал, чем им отдал – как Кутузов Москву.

Лицо директора на глазах наливалось свекольным цветом.