Мой тантум. Книга аквамариновая

Ин сидел на моем диване и любовался стендом. Когда я проследила его взгляд, то оторопела на мгновение.

Рядом с изображением Ина висел мой портрет! Пастельные мелки. Рисунок был исключительно технично начертан. Я в изумлении оглянулась на парня. Тот ждал, что я стану задавать вопросы.

— Как?

— Я ходил в художку. Бросил. Не мое, — вот и все объяснение.

Он изобразил меня, даже не знаю, как объяснить…. Я стояла вполоборота, глядя на зрителя. Рыжие волосы водопадом спускались до талии. Прозрачное одеяние льнуло к моему телу изящными складками. Наряд обнажал больше, чем скрывал, благодаря своей невесомости. Нет, ничего пошлого, но… Часть груди, талия, бедра, ноги, все это было и моим и не моим. Глаза сверкали аквамарином (как он этого добился??), губы розовели и в них не было ничего невинного. Слишком хороша. Слишком!

— Марк, — я даже не знала, что говорить, — Ты мне явно польстил. Я не такая. Я так хорошо не выгляжу.

— Ты знаешь, как ты выглядишь, Лар? — его голос заставил меня замереть, столько в нем было правды, — Из-за таких как ты, рушатся и поднимаются империи. Из-за таких, как ты, многие великие люди теряют головы. Невеликие, думаю, просто вешаются. Я не льстил тебе. Я просто попытался передать часть твоего сокрушительного обаяния. Ты красива. Для меня это даже слишком.

Я замерла. Марк встал с дивана и подошел ко мне. Я поскорее заговорила, чтобы не ощущать неловкости от его слов.

— Тебе не угодишь, Ин! Чем тебе плоха моя красота-то?

— Ты еще спрашиваешь??? Да мне придется с дубиной ходить возле тебя!

— Чего?!

— Козлов всяких отгонять, чтобы не лезли!

— Что значит «придется ходить»?? Тебя никто не заставляет!

— Рыжая, у тебя память как у рыбки. Сама согласилась за меня замуж пойти. Мне как жениху, придется лупить конкурентов! Вот теперь живи с этим, — он еще и заржал как полоумный!

Я подумала, подумала и засмеялась вместе с ним. Вот это у нас двоих получалось лучше всего.

— Марк, — я провздыхалась, — Я не могу себя поставить на роль твоей книжной девушки. Я никогда о себе не писала.

— Ну, уж постарайся, Сона Пирс, — он тоже отсмеялся, — Других не подсовывай! Прикопаю! Кстати, еда-то будет?

— Ой, иди скорее, — я усадила парня за стол, налила ему чая.

Когда начала ложкой накладывать сахар в его чашку (одну, как он любил), Ин завис.

— Инь, ты чего?

Тот не отвечал и внимательно следил, как я размешиваю сахар. Потом, словно решившись, сказал.

— Лар, знаешь, а ведь уже лет десять никого не интересует, голоден я или нет? Хорошо ли я спал? Как я себя чувствую? У меня такое ощущение, что кроме тебя это совсем никому не интересно. Я не знаю, откуда тебе известно, что я люблю одну ложку сахара в чай, но меня очень греет твоя забота и интерес ко мне, не как к грозе Дискерэ, а как к Марку Бессонову, девятнадцати лет.

Если бы я плакать умела, залилась бы слезами. Вот он, одинокий и несчастный суперарэ.

Я поняла, что он доверился мне так же, как я ему. И так же поняла, что нельзя сейчас смотреть на него. Ни в коем случае. Иначе, я увижу то, что он так старательно пытается скрыть от меня.

— Уроды они, Инь. Прикопай их! — и положила ему пирожок на тарелку, — Я положила тебе с мясом. Те, что с картошкой с косичкой на бочку.

И завозилась в своей чашке своей ложкой, внимательно глядя на чай. Мрак взял пирожок, судя по звуку смачно укусил его и, видимо, справившись с лицом заявил.

— Я тебя, Динь, прикопаю. Где? Моя? Монография?

Уф, отлегло. Если уж этот гадский фюрер запел про монографию, можно смело на него смотреть. Что я и сделала.

— Марк, я хотела с тобой об этом поговорить.

— Ты точно камикадзе! — в его глазах не было ни намека на только что прозвучавшее откровение, — Хочешь сказать, что потеряла ее? Или не сделала???

— Все я сделала. Но, я так же оставила и исходник.

— Вот прям чувствую подвох!

— Это не подвох, Ин, а вопрос «чистой победы».

Он заинтересовался и даже как-то весь подался вперед.

— Ты можешь использовать и мой вариант. Он, уверена, понравится членам комиссии. Но, вот если бы ты сам доработал текст, это была бы чистая победа!

— Козявка, ты права, в кои- то веки. Но я не писатель. Никогда и ни разу! От слова «совсем».

— Я тебя научу.

— Лакренция, поверь, это бесполезно! — он глумливо так косил на меня своим черным глазом.

Он вообще, весь вечер смотрел на меня странно. Такое ощущение, что он зависал на мне. Это было очень волнительно. Я пыталась не краснеть. Мне даже жарко становилось от его зыркания.

— Ты кому это говоришь???? Звезде баскетбола??? Если уж я стала вносить мяч в корзину, то тебе, Бесу, как два пальца научиться писать.

Вот он, божественный миг, когда козявка уела чёрта!

Он помолчал, помолчал и подтвердил мои мысли.

— Уела! Твои предложения? — как и все мужчины он сразу приступил к делу.

— Я поняла, в чем твоя проблема. Ты пишешь так, как видишь. Черное-черное, белое-белое. А говоришь прекрасно. Я еще помню ту лекцию о рычагах власти. Я заслушалась, клянусь. Все ты можешь, Ин. Просто, перед тем как писать, говори. И говори так, словно обращаешься к другу или к близкому человеку. Попробуем?