Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Я включил на видео бег улановской Жизели. Долго смотрел. Как побежать? Никого же нет вокруг Солора, зачем я буду бежать? В общем, я начал пробовать. Галина Сергеевна меня учила: «Встаньте перед зеркалом и пробуйте, пробуйте, не боясь показаться неловким, ищите!» А я же был помешан на своей профессии, мог часами над тем, что не получалось, биться. В общем, бегал я бегал, ни черта не получается. А у меня на кассете после «Жизели» был записан какой-то документальный фильм про Уланову. Начинался он с бега Джульетты. И побежала Галина Сергеевна с плащиком… И в эту секунду я сказал – о! Поставил на раскадровку, посмотрел, как она в плаще закутана… Через день выход Солора в «Тенях» был готов.

Я позвонил в мастерские и сказал: «Юля, мне нужен плащ!» – «Какой?» – «Белый. Он должен быть à la плащ Жана де Бриена в „Раймонде“, только не тяжелый, мне нужно что-то очень легкое, самую легкую ткань на него…»

В связи с пошивкой моих костюмов для «Баядерки», всемогущая Муза Николаевна вновь открыла свой сейф и достала оттуда отрез ткани, единственный в своем роде, какого больше, наверное, в природе не существовало. За сутки до спектакля мне из него сшили гигантский белый плащ. На премьере «Баядерки», когда я начал танцевать I акт, костюмы ко II и III актам еще несли из мастерских…

За три дня до спектакля сказали, что моей Никией станет А. Антоничева. Репетировали с ней в воскресенье. К ночи выяснилось, что Степаненко не будет и мне самому надо найти Гамзатти. Позвонил Нине Сперанской, попросил ее станцевать. Она сказала: «Хорошо». – «Нинуля, сможешь приехать завтра, в выходной день, мне дали сцену? Единственная репетиция». Святая Нина опять: «Хорошо».

Ко мне в постановочной части театра хорошо относились. Несмотря на свой законный выходной, пришли рабочие, открыли железный занавес, включили свет. Никаких кулис, пустая сцена, космос какой-то, у меня есть эта запись. На ней: Аня Антоничева, Виктор Барыкин, числившийся моим официальным педагогом, и я, потом подошла Нина Сперанская. Порепетировали что успели. Во вторник еще что-то в зале попробовали. Но entrée с Гамзатти, в полную ногу, так ни разу и не удалось пройти.

В школе мне повезло и с педагогом по истории балета И. П. Дешковой. Когда на III курсе мы проходили «Баядерку», в методкабинете Ирина Павловна показала нам видеозапись этого спектакля 1977 года в исполнении Театра оперы и балета им. С. М. Кирова с Габриэлой Комлевой. А потом рассказала, что у Петипа был еще и IV акт, который заканчивался сценой землетрясения и разрушения дворца, под обломками которого погибал Солор. Его душа соединялась с душой Никии на небесах. И что на камне, раздавившем Солора, была надпись: «От Бога». Мне тогда на уроке эта фраза буквально врезалась в память, что «от Бога»! Как наказание свыше!

Помню, как Семёнова прерывала репетицию и раздражалась, когда исполнители Никии и Солора в «Тенях», поднимая руку наверх, закругляли ее в кисти. Эта история в Большой театр из Петербурга перекочевала. А в «Тенях» – везде перст, указующий в небо! Марина все время говорила: «Перст, указующий в небо». Это не хореографическая деталь – это жест, в котором смысл всей картины «Тени» заключается. Ожидание расплаты, ожидание наказания Богом – вот в каком состоянии она танцуется. Утрата таких символов и знаков, которые обязательно есть во всех классических спектаклях, и приводит к тому, что балет сегодня превращается в тупой набор одинаковых гимнастических упражнений. К искусству это отношения не имеет.

Я в смысле классической хореографии и ее нюансов Семёновой как никому доверяю. Марина Тимофеевна в истории русского балета была последней Никией, кто танцевал оригинальную версию спектакля М. И. Петипа. Когда в 1928 году она ушла из Мариинского театра, «Баядерку» сняли с репертуара. Есть замечательная статья Н. Н. Зозулиной по поводу «Баядерки». Изучив документы, она выяснила, что Семёнова в самом начале 1930-х приезжала в Ленинград танцевать Никию, специально для нее восстанавливали балет Петипа, но только на два спектакля. Больше никто никогда его не танцевал.

«Перст, указующий в небо» и камень с надписью «От Бога» не давали мне покоя, я в очередной раз позвонил Улановой: «Галина Сергеевна, если Солора камень раздавил, он же не может просто так лежать на сцене. Должна быть какая-то смысловая финальная поза…» У Григоровича «Баядерка» заканчивалась так: рушился дворец, Солор полз, а потом в какой-то некрасивой позе замирал, то есть умирал. Мне такой финал совсем не нравился.

Мы долго обсуждали финал спектакля с Улановой. Я сказал: «Хочу, умирая свернуться в „кольцо“ и так замереть». «Только выберите позу, чтобы это эстетично было», – отозвалась Галина Сергеевна.

IV. Молодость

1

Я же сказал критикам г. Москвы и Московской области по поводу своего дебюта в «Баядерке»: «Придите посмотрите, как надо гнуться, я вам погнусь». Теперь предстояло свое обещание выполнить.