Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

В Сполето мы ехали на поезде: Альпы, луга, я пребывал в совершенно расслабленном состоянии счастья. Его не мог испортить даже жесткий разговор с Вазиевым, который вдруг решил, что я его крепостной актер и он может распоряжаться мной по своему усмотрению. Вагон мерно покачивало, за окном пасторальная идиллия: солнце, голубое небо, коровки пасутся… И вдруг понимаю, что диск с фонограммой для наших выступлений остался на столе моего гостиничного номера в Граце! Если «Умирающего лебедя» К. Сен-Санса еще можно было найти, то «Нарцисса» Н. Черепнина… Приехав, мы стали звонить в Грац. К счастью, диск нам успели переслать. Журнал «Danza&Danza» присудил мне тогда премию «Étoile de l'année», то есть «Звезда года». Эта скромная настенная тарелочка с громкой надписью висит теперь у меня в комнате.

Из Сполето я зайцем пронесся обратно в Грац, чтобы успеть станцевать «Рубины» в «Драгоценностях» Дж. Баланчина и наконец уйти в долгожданный отпуск.

96

Свой 12-й сезон я впервые начинал без Семёновой, что было для меня совсем непривычно. На сбор труппы мы с Захаровой пошли вместе, это был ее первый сезон в ГАБТе. Когда Света переводилась из Мариинского театра в Большой, спросила: «Коля, как думаешь, с кем мне работать?» Лучшей кандидатуры педагога-репетитора, чем Л. И. Семеняка, на мой взгляд, не было. Но она на тот момент в ГАБТе не работала, вообще была не у дел. Я очередной раз пошел к Иксанову с просьбой – вернуть Семеняку в театр. Судя по реакции, он не знал, кто это. «Анатолий Геннадьевич, это известная балерина», – уточнил я. За Людмилу Ивановну просил и М. Л. Лавровский. Семеняку пригласили на работу в ГАБТ, я свел ее с Захаровой. В июне они уже готовили «Тени», а в конце августа мы втроем репетировали «Шехеразаду».

Мы со Светой сели в партере. Рядом тут же материализовался один из критиков г. Москвы и Московской области, который тихо, чтобы она не слышала, зашептал мне в ухо: «Знаешь что я тебе советую? Не надо Захаровой помогать, вот не надо ей помогать, ты сейчас делаешь глупость».

Ровно в тот момент в зал с цветком в руке – она обычно появлялась именно с одним цветком, не знаю, что это означало, – вошла Настя Волочкова. Два месяца назад, в июне, из рук министра культуры она получила звание «Заслуженная артистка Российской Федерации». При вручении Швыдкой сказал, что именно она – Анастасия Волочкова – является главной гордостью российского балета.

Когда Настя вошла, мы с ней поцеловались, она села недалеко от нас со Светой. В 2002 году Волочкова и Захарова, тогда еще балерина Мариинского театра, были выдвинуты на одну и ту же премию на «Benois de la Danse». Настя только вернулась из Лондона. Она осталась там после наших гастролей в 1999 году, где-то выступала, в Москву приезжала редко, а перед возобновлением Григоровичем «Лебединого озера» опять появилась в театре.

За исполнение партии Одетты-Одиллии в этом спектакле ее в 2002 году на «Benois de la Danse» и наградили. Зрительный зал возмутился решением жюри, раздались крики: «Позор!» Мы, участники гала, стоя на сцене, наблюдали, как Швыдкой с Иксановым, оба с большими букетами, рысью пробежав мимо нас, бросились к Волочковой, начали наперебой целовать ей руки, рассыпаясь в комплиментах. Настя воспринимала это как должное, понимая, что «all inclusive».

Это происходило всего год назад… Театральная дирекция уже сидела за столом, когда в зал вошел Швыдкой. Он держал приветственную речь и вдруг произнес какую-то странную фразу по поводу корпоративной этики, выразительно посмотрев на Волочкову. Если честно, я не придал значения этим словам, потому что, как и все в театре, видел их взаимоотношения.

Сезон 2003/2004 должен был открываться «Лебединым озером» с Волочковой и Иванченко. Вдруг известие: дирекция ГАБТа сняла Настю с открытия сезона. Помня мудрое высказывание Семёновой – «Мы служим только Аполлону», я все равно начал готовиться к 19 сентября, к «Раймонде», которую предстояло танцевать с Волочковой. Афиша-то с нашими именами висит, никто ее не трогает. С Настей и ее педагогом Н. В. Павловой репетирую каждый день.

Тут меня вызывают к Иксанову. Он говорит: «Вы сейчас должны выйти к прессе в Белое фойе и на камеры сказать, что отказываетесь танцевать с Волочковой, так как не можете ее поднять, из-за этого ее снимают со спектакля». СМИ уже вовсю обсуждали эту тему: Уваров сразу заявил, что отказывается Настю поднимать, поскольку должен беречь спину; Филин тоже отметился, сказал, что никогда с Волочковой не танцевал и танцевать не собирается. Мое предполагаемое выступление должно было стать «вишенкой на торте». Все знали, что мы с Настей последнее время не ладили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное