Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Когда В. В. Путин вручил мне премию, я, поблагодарив его, сказал: «Я безумно счастлив сегодня! Это ответ многим на критику – соответствует ли наш балет Пушкину или нет. Пушкин любил мистику, очень в нее верил, так что совпадение его дня рождения с нашей „Пиковой дамой“, в смысле 6 июня, не случайно!»

Тем же вечером в Большом театре чествовали М. Т. Семенову в связи с ее 95-летием. Гала завершался «Тенями» из «Баядерки», я танцевал с С. Захаровой. Накануне Марина Тимофеевна пришла на нашу со Светой «Жизель». Света ей понравилась, Семёнова сказала: «Она достойно выглядит», и разрешила нам в паре танцевать на ее юбилее.

Вечер прошел потрясающе. Марина восседала в Директорской ложе и выглядела как никогда царственно, прекрасно. Когда все оттанцевали, Семёновой полагалось выйти на сцену. Покланявшись вслед за другими артистами перед зрительным залом, я шагнул в сторону первой кулисы, где стояла Марина Тимофеевна, и увидел трагикомическую картину. Акимов, тогда еще художественный руководитель балетной труппы ГАБТа, вцепился в ее локоть, намереваясь вывести юбиляршу на сцену, чтобы, как говорится, войти, благодаря ей, в историю. Но Борис Борисович не рассчитал, что и в 95 лет Семёнова останется себе верна. Раздраженно выдергивая свою руку, Марина воскликнула: «Да не пойду я с вами!»

Подойдя к кулисе, я протянул ей руку: «Марина Тимофеевна!» Она, счастливо улыбаясь, подает свою, и мы под ручку идем по сцене – от кулисы до самого центра под нескончаемые овации зрительного зала. «Ну что, Колька, ты – мой последний партнер на этой сцене?» – «Марина Тимофеевна, ну что вы!» – «Всё, я вся!» – вдруг выдохнула она.

Когда занавес закрылся, Семёнова сказала мне множество теплых слов, Захарову похвалила. Получилось, что Марина, доверившись мне, на своем юбилее публично передала трон примы-балерины Большого театра Светлане. Так же, как некогда это сделала Екатерина Гельцер по отношению к молодой Семёновой. Разве что в ложу с собой, как Гельцер, Захарову не посадила.

…Через много лет я вспомнил об этом событии. Накануне моего назначения ректором Академии Русского балета им. А. Я. Вагановой в 2013 году был юбилей И. А. Колпаковой. Мариинский театр давал «Ромео и Джульетту» в ее честь. Ирина Александровна позвонила: «Коля, я хочу, чтобы ты сидел рядом со мной в ложе!» Она мою кандидатуру на пост ректора тогда одобрила и хотела всему Петербургу показать, что она – Колпакова – на моей стороне, поддерживает меня.

А дальше Семёнова сказала: «Все, Колька, быстро переодевайся, поехали ко мне домой выпивать!» Я побежал снимать грим, Марина, сидя в ложе, принимала поздравления. Вокруг нее – дети, внуки, правнуки! Прибегаю, она меня ждет: «Я с тобой должна выйти из этого Театра».

Из Директорского подъезда № 16 мы с Семёновой в тот поздний вечер вышли вместе. Спускаясь по ступенькам, она сказала: «Коля, всё!» Я не поверил. Марина пребывала в таком хорошем настроении, в таком хорошем состоянии, что мне казалось, она просто не выдержит сидение дома. У нее голова была дай бог каждому!

Незадолго до своего юбилея Марина Тимофеевна поехала навестить Петербург, сказала: «Последний раз хочу посмотреть на свой город». Вышла на привокзальную площадь, а на гостинице «Октябрьская» надпись: «300-летие Санкт-Петербурга». Но цифры «300» и «летие» были написаны одинаковым шрифтом, Марина остановилась и, вглядевшись, произнесла: «ЗООЛЕТИЕ?!»

Но, вопреки моим ожиданиям, Семёнова больше в Театр не вошла. Никогда. Это было в 2003 году. Через два года, в 2005 году, Большой театр будет закрыт и разрушен. Марина словно предчувствовала его уничтожение и не хотела этого видеть. Кроме того, перед ней стояла цель – пережить М. Кшесинскую, скончавшуюся в 99 лет. Семёновой нужны были силы, чтобы ее достичь. Марина есть Марина, если она сказала – всё, баста! Единственное, что я смог сделать в такой ситуации, это добиться, чтобы Большой театр продолжил ежемесячно выплачивать Семёновой ее зарплату.

Как-то раз, после класса, мы с Мариной полдничали в театральном буфете. Разговаривая со мной, она всегда внимательно наблюдала за сидевшими и входившими. И тут в буфет зашла пожилая смотрительница какого-то этажа. Марина вдруг встрепенулась: «Ой, Коль, смотри, какой божий одуванчик!» Я хмыкнул, а про себя прикинул, что Марина, которой в тот момент уже исполнилось 94 года, была лет на тридцать старше той смотрительницы. «А знаешь, почему я – не божий одуванчик?» – вдруг сказала она, словно прочитав мои мысли. «Почему?» – «Меня не сдуешь!»

95