На его слова я лишь приподнимаю брови. Однако отец не успевает что-либо ещё добавить, как двери снова открываются и в палату возвращается мама, а следом за ней входят медсестра и врач. И я даже с трубками не могу сделать вдох. Темно-рыжие волосы не скрывает даже шапочка, а эти голубые глаза я считала и продолжаю считать самыми красивыми в мире. Доктор же, наоборот, с такими светло-карими глазами, что они кажутся золотистым, и такими же золотистыми волосами. Во все глаза смотрю как они подходят, как медсестра наклоняется и отсоединяет ИВЛ, а после вовсе выключает, и, наконец, наступает тишина. Именно этот проклятый аппарат и пищал.
– Как вы себя чувствуете? – черт, даже голос тот же, словно колокольчик звенит. – Горло не саднит? Сейчас неплохо бы выпить теплой воды, чтобы ушло это неприятное ощущение.
– Женя… – хриплю я, и она отзывается.
– Да? Ещё что-то мешает? К сожалению, капельницу я убрать не могу пока, но уже скоро вам станет лучше.
– Женя… – чувствую, как глаза у меня наполняются слезами.
– У вас, наверное, голова болит, сейчас я сделаю вам укол, и вы сможете ещё поспать.
– Евгения Сергеевна, думаю, двух кубиков ей будет достаточно.
Перевожу взгляд на мужчину с золотистыми волосами. И понимаю, что даже очки в тонкой оправе на носу не скрывают его привлекательности.
– Хорошо, Михаил Алексеевич, – ну, хоть тут не сто процентов попадание.
Доктор ещё раз бросает на меня внимательный взгляд, а после, что-то записав в карте, выходит из палаты. Медсестричка же, сделав мне укол, тоже выходит, наказав маме принести мне теплой воды.
– Ой, доченька, у тебя такой доктор замечательный, – вполуха слушаю мамины причитания, чувствуя, как укол начинает действовать и погружает меня в дрему. – Все его так хвалят, и я рада, что ты попала именно в Мариинскую больницу.
– Угу, – я уже почти сплю, но ещё стараюсь держать глаза открытыми.
– Утром придет на обход, а ты уже пришла в себя.
– Утром? А разве не этот…
– Нет, этот тоже хороший, но лечит тебя другой. Эх, такой красивый мужчина, презентабельный. И неженатый.
– Угу, – я снова позволяю своим мыслям поплыть куда-то в небеса.
– Ой, а Кирилл-то тоже не отходит от тебя. Каждый день здесь, каждый день…
– Угу, – темное покрывало сна накрывает меня с головой.
Когда просыпаюсь утром, то вижу даже солнечный свет через жалюзи. Мама дремлет в кресле в углу, а отец – на небольшом диванчике.
– Мам, – горло всё ещё саднит, как и руки мои болят, все истыканные иглами. Но моя родительница тут же открывает глаза.
– Ой, уже проснулась?
– Пить дай, – сиплю по-прежнему.
– Да-да, конечно.
Она тут же подает мне стакан воды, а после садится опять в кресло.
– Как твоя голова?
– Еще болит, но уже не так сильно, – и говорить мне уже легче.
– Я слышал, что моя пациентка пришла в себя, – раздается бархатный голос от дверей, а у меня сердце пропускает удар. Мужчина в костюме входит в палату и с деловым видом изучает медицинскую карту, а я пытаюсь сделать хотя бы один вдох, но не могу. Спустя минуту начинаю тупо задыхаться. – Так, кажется, вы не очень хорошо себя чувствуете.
Он берет меня за руку, и я дергаюсь, чувствуя прикосновение этих длинных красивых пальцев. Кажется, я сейчас умру во второй раз от одного только его присутствия здесь. Но мужчина ничем не выдает того, что знает меня, и знает, как никто другой.
– Может быть, вам укол сделать успокоительный? Сто сорок ударов в минуту – ненормальный пульс, – он слегка хмурится, а я уже почти теряю сознание. – Елена, с вами всё хорошо?
Он ещё что-то говорит, но из-за звона в ушах я просто не слышу слов, а после проваливаюсь в беспамятство.
Резкий запах бьет прямо в мозг, словно иглы, возвращая в реальность и заставляя открыть глаза. Но, открыв их, я встречаюсь взглядом с черными колдовскими глазами.
– Вы как? – он отстраняется и выкидывает ватку, пропитанную нашатырным спиртом.
– Саша, – тихий шепот срывается с губ, но на лице мужчины не проскальзывает ни тени узнавания.
– Да, меня зовут Александр Андреевич, – он демонстрирует бейджик. – Но учитывая, сколько времени мы с вами провели, думаю, действительно можно перейти на более неформальное общение.
– Не понимаю… – хотя где-то на подсознании начинаю догадываться, что все, что было со мной там, в Рутении, оказалось плодом моего воспаленного воображения. От этого становится так горько и обидно, что я не могу сдержать слезу, которая скатывается по щеке вниз.
– Вы не хотите переходить на “ты”?
– Нет.
– Извините, – он отстраняется, но я сама уже хватаю его за руку.
– Подожди, – мой голос едва слышен. – Подожди, я не против перейти на “ты”, но я не понимаю…
– Это последствия травмы головы. Что ты помнишь последнее?
Забавно, если я начну рассказывать ему о стране с магией, меня не переведут в психушку из интенсивной терапии? Такая перспектива мне совершенно не улыбается, поэтому опускаю всё, что случилось со мной при выходе из пещеры.
– Я помню лишь, как на меня посыпался потолок в Ведьминой пещере. Кто-то что-то кричал, а потом – темнота и пыль.