Растянувшись на минималистичном кожаном диване в гостиной Зака, потягивая дорогой виски, я точно знал одно: я влюблен в Даллас Коста.
Влюбленный в нее, в землю, по которой она ступала, в ее смех, в ее веснушки, в ее одержимость книгами, в ее беспорядок, в ее радость, в ее непримиримую личность.
Я обожал каждую ее частичку.
Я понятия не имел, в какой именно момент Печенька меня заколдовала. Я только знал, что был беспомощно и неуместно влюблен в нее, когда я не хотел этого.
На самом деле, когда я взял ее в жены, одним из ее немногих призывов было то, что я считал абсолютной уверенностью в том, что у меня никогда не возникнет к ней чувств.
Все, что я когда-то находил в ней неуклюжим и неутонченным, в конечном итоге стало моим наркотиком.
Напиток в моей руке превратился в три, которые превратились в пять, а затем еще немного.
Пока Джаред был в отпуске, я оказался в «Убере», шарф «Burberry» трижды обернул мое лицо, чтобы скрыть мою личность.
По неведомой мне причине я выбрал «Costa Industries» в качестве пункта назначения.
В здании не было ни души, кроме команды охраны, поэтому я растянулся на мраморном полу, попивая виски прямо из бутылки.
Я издал безрадостный смешок.
Я бесхребетно принял ее требования, ее недостатки, ее страсти и ее пути.
И все равно она меня не хотела.
Было мало смысла пытаться убедить ее в обратном.
Хуже всего было то, что хотя я ненавидел Даллас за то, что она приобрела мою любовь, я все еще беспокоился о ней. Даже после всего, что она сказала обо мне Фрэнклин, я хотел быть рядом с ней. Держать ее за руку. Склоняться к ней.
Я был неправ.
Я никогда не любил Морган. То, что я чувствовал по отношению к ней, было собственностью и правом.
Я ненавидел каждое мгновение любви к Печеньке.
Но от этого оно не стало менее верным.
Я протиснулся через вращающиеся двери «Costa Industries», натолкнувшись на трезвого, с каменным лицом олуха. К сожалению, я не был настолько пьян, чтобы у меня начались галлюцинации.
Да, это был Мэдисон Лихт, стоящий передо мной во всей своей красе ростом пять футов семь дюймов.
Или, скорее, скромности.
— Ну ну. Что же мы имеем здесь? — холодный воздух хлестал нас обоих, но, поскольку он был такой же бледный, как растаявший снеговик, только его щеки стали клоунскими. — Проникаешься духом Рождества, выпивая в одиночку?
— Не все могут насладиться зрелищем того, как их компания рассыпается в прах. Кстати, как поживает «Licht Holdings»? — я высунул свой телефон, вызывая «Убер».
Пять чертовых минут.
— Мы восстановимся, — Мэдисон скрежетал коренными зубами. — Мы всегда так делаем.
— Ходят слухи, что вдобавок к твоим растущим проблемам с законом ты провалил больше проверок, чем Пентагон. Если бы ты только знал финансового эксперта с почти десятилетним опытом работы в обороне.
— Я лучше умру, чем приму от тебя помощь.
— Я надеялся на этот вариант, — я швырнул пустую бутылку из-под виски в ближайший мусорный бак. — Давай приступим к твоей безвременной смерти.
— Такой самодовольный, — его ноздри раздулись, когда он ухмыльнулся мне сквозь дымку красной ярости. — Ты думаешь, что ты такой неприкасаемый, не так ли?
Я знал, что он слил мою неудачную демонстрацию в прессу. Что он думал, что сделал что-то еще, кроме того, что вручил мне гигантский завернутый подарок перед Рождеством.
Я рассмеялся.
— О, меня можно потрогать. Твоя бывшая невеста все время трогает меня. Везде. Она восхитительна. Спасибо за это, кстати.
Мэдисон приблизился, сжимая мой воротник в кулаке, чего он бы никогда не сделал – или ему это не сошло бы с рук – если бы я был трезв.
Его гнилое карповое дыхание хлынуло мне в ноздри.