Читаем Мой Террорист (СИ) полностью

Просыпаюсь очень рано, еще до восхода солнца. Тор спит. Вольно раскинулся на спине, одна рука отброшена в сторону, другая по-хозяйски обнимает меня за плечи. Легко, размеренно дышит. В серых утренних сумерках рассматриваю прямые черные ресницы, небритые скулы. Вытаскиваю из-под одеяла руку, осторожно, чтобы не разбудить, касаюсь пальцами колючей щеки, трогаю губы. Эти губы… Что они только не вытворяли ночью. Тело осыпает легким мгновенным жаром. От смущенья и счастья зажмуриваюсь, непонятно от кого пытаюсь спрятать лицо у него на плече. Кстати, его плечо. Лежать на нем так приятно, но не то, чтобы очень удобно, жестковатая подушка, надо сказать. Мои плечи и шея уже затекли, точно будут болеть. К тому же одеяло чуть сбилось, и меня, несмотря на объятие, беспокоит утренний холод. Потихоньку пытаюсь хоть немного изменить положение. Тор, потревоженный возней, во сне хмурится, сильнее сжимает меня, как будто призывая к порядку. На несколько мгновений замираю, как мышь, давая ему время уснуть покрепче, затем все-таки кое-как сползаю ниже, стараясь пристроиться у него подмышкой. Вот так-то лучше. Одеяло теперь достает мне почти до носа, его рука надежно обнимает, устраиваюсь в этом уютном коконе поудобней и, совершенно довольный, снова засыпаю.


Во второй раз просыпаюсь уже поздним утром. Тора рядом нет, его голос доносится снизу, из кухни. Разговаривает с соседкой. Наверное, принесла завтрак. Дождавшись, пока она уйдет, вылезаю из-под одеяла, натягиваю трусы, быстренько скатываюсь по лестнице. У моего организма с утра масса всяких потребностей. Главная из них – поскорей увидеть Тора. Я уже соскучился. И мне непременно надо на него посмотреть, услышать, что он скажет. Понять, что же вчера произошло. Значит ли это хоть что-то, или все осталось по-прежнему.


Ступеньки такие крутые, как только мы вчера не свернули себе шеи, совсем ведь не смотрели под ноги. Лестница ведет в узкий коридорчик между гостиной и кухней, в конце него вполне приличный санузел. Заскакиваю в ванную, ненадолго задерживаюсь перед унитазом, быстро чищу зубы. Так, парой потребностей меньше. В ванной никакой ванны нет, но есть хорошая душевая кабина. Потом. Сейчас у меня дела поважнее.


Тор сидит у окна на массивном деревянном табурете, на нем старые вытертые добела джинсы, серый свитер крупной ручной вязки. Влажные после душа волосы зачесаны назад. На смешном деревенском половичке в яркую полоску – босые ступни. Никак не могу решить, что ему больше идет: строгий офисный костюм или вот такой небрежный «отпускной» вид. Секунды две молча глядим друг на друга. По его лицу ничего нельзя понять, поэтому быстро подхожу, сажусь верхом на колени, касаюсь губами рта. Считаю себя в полном праве, ты сам мне это позволил своим вчерашним поступком. Уловив ответное движение, замираю от счастья. Поцелуй легкий, одними губами, можно даже сказать, невинный, и это тоже так радует. Таким он и должен быть. Не жгучий страстный засос – теплое утреннее приветствие двух близких людей.


Чуть отстраняюсь, смотрю ему в лицо. Его глаза сегодня такие спокойные, чистые, ни следа обычной насмешки. В их сером цвете заметен легкий голубоватый оттенок. Может быть оттого, что за окном ярко синеет чистое осеннее небо. Он почему-то гладко выбрит. А, да, мы же сегодня уезжаем.


- Доброе утро… Тор.


- Привет.


Его теплая ладонь быстро оглаживает мою спину.


- А ну, быстро одеваться, простынешь!


А я что? Я не против. Действительно, зябко. Вчерашний дождь притащил откуда-то холод.


- Я еще в душ.


- Ладно. Только не копайся, один все съем.


Кивает на деревянный, такой же основательный, как табуретка, стол. Посреди под белой салфеткой блюдо с чем-то вкусным, во всяком случае, запах от него по всей кухне такой, что слюнки текут. Приподнимаю мягкую льняную ткань. На блюде горка пышных румяных оладушков. Рядом банка с желтоватой деревенской сметаной, в маленьком керамическом бочоночке светлый, почти белый мед. Мой пустой желудок издает громкий восторженный писк. Тор насмешливо фыркает:


- Иди уже, а то остынет все.


- Я мигом.


Пока меня не было, он успел нагреть чайник. Наливаю в толстую кружку заварки с какими-то душистыми травками. Различить в этом «коктейле» могу только мяту, остальное мне незнакомо, но очень вкусно. Завтракаем с удовольствием, никуда не спеша. Особо не беседуем, рты заняты делом. Наконец, немного наевшись, спрашиваю:


- Тор, когда поедем? После завтрака?


Он ненадолго задумывается, смотрит на меня, потом в окно, за которым сияет солнечный, шумный от ветра осенний день.


- Да, вообще-то, можно и после обеда. Все равно сегодня на работу уже вряд ли попадем.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное