Читаем Мой Террорист (СИ) полностью

Открываю глаза. Я весь в холодном поту, сердце колотится, как сумасшедшее. Тор… безжалостный, беспощадный, грубый… заламывающий мне руки… впивающийся жесткими пальцами в мои бедра… вторгающийся в тело… мерзкая, похабная брань… Весь день я старательно гнал прочь этот ужас, и вот теперь, во сне, он меня настиг. Перевожу дух. Надо мной спокойное, заспанное лицо Лешки.


- Чего орешь?


- Черт… Кошмар приснился. Прости, разбудил тебя.


- Да ничё. Мне заснуть – раз плюнуть.


Он разворачивается и уходит к себе. А я еще долго лежу и боюсь закрывать глаза.


С тех пор, если я вдруг начинаю стонать и орать во сне, Леха просыпается, бредет ко мне в комнату, будит и идет к себе досыпать. Наверное, благодаря этому, мои кошмары постепенно становятся не такими мучительными. Видя их, я понимаю, что это всего лишь сон и подсознательно жду, что меня вот-вот разбудят и все закончится. Вообще с Лешкой спокойно и хорошо. Он просто излучает надежность и уверенность. И чего этой девчонке не хватало? Бросить такого парня. Наверное, очень хотелось остаться в большом городе. Хотя, может, я к ней несправедлив и она действительно влюбилась. К сожалению, любовь – чувство иррациональное, она совсем не считается с нашими пожеланиями. Если бы было не так, я сам давно бы нашел себе хорошего надежного парня вроде Лехи или Женькиного Фила, а не втрескался бы, как дурак, в чертова гребаного Террориста.


Наяву тоже преследуют воспоминания. По-прежнему гоню их прочь, не могу об этом думать, слишком тяжело. Но они все равно приходят. Они подкрадываются неожиданно, и я застываю, задыхаясь от боли. Самые мучительные – не те, в которых Тор меня насилует, а совсем другие – теплые, нежные мгновения моего короткого счастья. После них у меня долго все валится из рук, и я не могу ни на чем сосредоточиться. Я так тоскую по тем дням, что мне иногда даже жаль, что я обо всем узнал. Shit, надо же было мне сунуться к Тору в кабинет в такой неподходящий момент. Хотя, какое это имеет значение? То, что я не услышал бы разговор Гурова с Кларой, ни коим образом не изменило бы тот факт, что у него есть невеста, а ко мне он не испытывает ничего, кроме корыстного интереса. Он причинил мне боль, изнасиловал душу и тело. Он холодный, жестокий. Чертов гребаный Террорист, привыкший играть чужими чувствами, как ему хочется. С таким человеком просто не может быть ничего хорошего.


Осень незаметно переходит в зиму. Страшные сны бывают все реже. Потом прекращаются совсем. Всплывающие в памяти картины тоже уже не причиняют такой боли, как будто проходящее время покрывает их пыльным налетом забвения. Я уже могу думать о том, что случилось, почти спокойно. Иногда мне даже удается несколько дней подряд не вспоминать Гурова. И правильно, нечего. Надо постараться забыть о нем как можно скорее. Тем более, что он теперь помолвлен, а, может быть, даже уже женат.


Новый телефон я так и не купил. Да он мне не очень-то нужен. Леха всегда в пределах шаговой доступности, а больше мне здесь звонить некому. С мамой и дядей Юрой иногда переписываюсь по электронной почте. От Джеки тоже приходят мейлы. В них он рассказывает о своей жизни с Филом, расспрашивает обо мне. Интересуется, почему я не отвечаю на звонки. Вру ему, что там, где я сейчас, интернет работает неплохо, а вот сотовая связь паршиво. Он, вроде бы, верит. В одном из писем Женька спрашивает, как поживает Гуров. Этот вопрос я просто игнорирую.


Зима тоже заканчивается. Сначала просто становятся длиннее дни, ярче солнце. Под его лучами снежное одеяло, укутывающее землю, начинает подтаивать. Потом появляется молодая зеленая трава, деревья за одну ночь покрываются маленькими смешными листочками, которые быстро превращаются в густые, шумящие под теплым весенним ветром кроны. Вдруг замечаю, что на дворе уже май и по утрам в окно Лехиной гостиной, где располагается мой «офис», нахально лезут золотистые солнечные зайцы. Мне вот-вот исполнится двадцать шесть.


***

Примерно за неделю до моего дня рождения спокойной размеренной жизни приходит конец. Однажды посреди рабочего дня в «офисе» появляется Лешка.


- Антон, тут к тебе пришли.


Он пропускает посетителя вперед, и мое сердце, больно толкнувшись в грудь, куда-то падает. Широкие плечи, обтянутые легким серым плащом, чуть встрепанные, отросшие сильнее обычного темные волосы, глаза цвета холодной зимней воды, слегка наметившаяся небритость на впалых смуглых щеках. Тор…


- Ладно, Тох, вы тут беседуйте, а я пошел.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное