Мой тюремный дневник

16 июля. Привезли в РОВД и там меня ожидал адвокат, которого нашла сестра, Стенькин Алексей Иванович, который мне сразу не понравился. Как он собрался защищать меня, если на самой первой встрече не стал слушать меня и показывал всем своим видом, что моё дело ему не интересно? Мы ещё толком не успели познакомиться, как он засобирался и на ходу бросил, что придёт завтра или в крайнем случае в понедельник в СИЗО. Но обещание выполнил, пришёл, как обещал. На этот раз он не торопился, пробыл около часа, я отдал ему все вопросы и просил главное внимание уделить вопросу изменения меры пресечения, которую мне прошедший неделю тому назад суд оставил без изменения. Но внимал скорее безразлично, чем с интересом.

1996–1997 год

Всякая истина, о которой умалчивают, становится ядовитой.

Ф. Ницше

Чтобы истину понять, её надо выстрадать.

В. Зубков

Камера – № 50, 16 июля – 21 января, 6 месяцев 5 дней

В тот же день, как приходил в тюрьму адвокат, меня после проверки перевели в другую камеру, № 50, в которой я пробыл полгода, по 21 января 1997 года. Камера на 16 человек, но она постоянно переполнена, и было как-то даже 22 сидельца, так что одному пришлось спать на полу (на нижних шконарях обычно спят воры и прочие авторитеты по одному, а если нас больше 16-ти, то вновь прибывшие отправляются на пальму, третьим на каждую секцию сдвоенных шконок). При такой скученности, естественно, в камере процветала антисанитария: вши и тараканы свободно разгуливали по постелям, собираясь в стаи. За вшами я следил и предупреждал всех, но всё же однажды и у себя нашёл вошь – здоровую такую, с прозрачным тельцем с красной прожилкой посередине. А от тараканов, которых уже не брали инсектицидные карандаши, приходилось на ночь затыкать уши. Одному парню ночью в ухо забился таракан, он с диким воем слетел с пальмы и перебудил всю хату. А достать таракана из уха практически невозможно, т. к. у него нет заднего хода, только вперёд, так что взвоешь, когда она начнёт грызть твою барабанную перепонку. Охранники его увели в медпункт, но больше мы его не видели.

В большой камере и движений побольше (однажды как-то сразу трое ушли на волю), и обстановка, как правило, получше, потому что больше половины камеры набита ребятами, которых, в принципе, можно и не сажать, а если уж сажать, то решать в неделю-две с ними вопрос, поскольку это главным образом мелкие воришки, наркоманы и дезертиры. Например, ну зачем было сажать Жору, который работал на путях и развалил штабель б/у шпал, чтобы посмотреть, годятся ли они для ремонта дома, где его тут же и взяли: «А-а-а, негодяй, ты хотел их украсть!». Да-да, «хотел украсть» бэушные шпалы, которые годами гниют в изобилии вдоль путей. Другой мужик вместе с другом по пьяни раздели случайного собутыльника, и вот он сидит из-за того, что суд откладывается 3-ий месяц из-за неявки потерпевшего. Ещё один сидит за то, что при разборе дела в РОВД об обоюдной драке просто грубо отвечал ментам. Ну и т. д… И, естественно, это в основном молодёжь – сажают для того, чтобы прошли тюремные университеты? А обучение в них жёсткое, преподают тюремные правила бычары, блатные и профессиональные воры. И попавшегося на мелочи парня постоянно одёргивают: то на машку не так сходил, то не так сказал (худой, оказывается, не худой, а дырявый, пробитый, и относится к определению пидораса), и т. д. Матёрые же преступники, когда заходили в камеру, они не к ним, а ко мне начинали цепляться в первую очередь. Я уже научился уходить от вопросов по моей делюге и разговоров о своей личной жизни как с ними, так и со случайными пассажирами, как бывалые называли их. Но если какой-нибудь блатарь начинал цепляться ко мне, то всегда начинал с допроса: где зарыл кубышку? И более всего отравлял мне жизнь в этой хате Щукин по кличке Щукарь, настоящий отморозок, злобный и мстительный подонок, откровенная мразь. Он довольно частенько бахвалился, как учась на повара в ПТУ, при прохождении практики в кафе его любимым занятием было нахаркать в фарш или что-то иное испоганить. А если с кем-то заходит разговор о том, за что его посадили, нагло отвечает:

– А терпила 17 раз на нож падал – встанет, и снова упадёт. Я-то тут при чём?

И чуть-что хвастался, что наибольшее удовлетворение испытывает, когда вонзает нож в тело, это де сильнее наркотика. И мне говорит:

– Я как выйду, разыщу и убью тебя: зарежу, как свинью!

Я ему со смешком:

– Да когда ты выйдешь, мне к тому времени будет больше 70-ти. И ты пойдёшь мочить старика?

– А мне без разницы. Я сказал, я сделаю.

Но в основном Щукарь отравлял мне жизнь по мелочи. Так, однажды ночью я долго не мог заснуть и встал по малой нужде. Как водится, открыл воду, помочился, закрыл машку чопиком, чтобы не воняло, после чего перекрыл воду. Вдруг Щукарь как заорёт заполошным голосом:

– Барыга, пёс лохматый! Коля, посмотри, течёт вода?