Мой товарищ

Человеку, пережившему так много, есть что порассказать детям и внукам. Без надоедливой нравоучительности, мягко, правдиво, поэтично рисует он картины действительности, представляя возможность юному читателю самому поразмыслить над сложностями жизни и сделать правильные выводы.

Первые рассказы Федора Каманина были напечатаны в газете «Московская деревня» в 1922 году. Затем в журнале «Пролетарий связи» в 1923 году. Сейчас, когда писателю исполнилось 65 лет, за плечами у него сорок лет литературной работы.

Федор Георгиевич Каманин был и остается добрым другом и старшим товарищем советской детворы. Он полон творческих сил и замыслов. Заканчивает новую повесть для детей «Первые ласточки». Пожелаем ему успеха в его благородном труде и долгих лет жизни и творчества.

Николай Богданов

I Мы подружились

— А-а-а, Федя-а-а-а!

Это моя мать ищет меня. А я забрался в маленькую нашу речонку Гнилушку, залез под мостик и ловлю руками налима. Налим здоровенный, фунта на два, и хитрый, как лиса. Только нащупаю его под дромом или под корягой, нацелюсь схватить за голову, а он юрк куда-то. А за хвост его и совсем не удержать — больно кожа скользкая.

— А-а-а, Федя! — кричит, надрывается мать.

Для чего я нужен ей сейчас, в жаркий полдень, ума не приложу. Обедать я не хочу, да если бы даже и хотел, то все равно из реки но вылезу, покуда не выкину налима на берег. Упустить такого здоровенного налима? Как бы не так!..

Через мост кто-то шагает. Шаги мелкие, торопливые — бабьи. Я затихаю.

— А-а-а, кума, ты моего Федю не видела? — кричит мать этой бабе еще издали.

— Вот он, Федя твой, под мостом, в речке копается. Точно поросенок, весь в грязи! — отвечает баба.

По голосу узнаю кто: тетка Клавдюха, кума моей матери; их двор от нас недалеко. Клавдюха — сердитая баба, всегда ругается на нас, ребят.

— Пошли-ка его сюда, милая, скажи, что я зову, — просит Клавдюху мать.

И как это Клавдюха заметила меня? Вот глазастая-то, сквозь мост увидела!

— Эй, пострел, вылезай, мать пороть тебя хочет, — говорит мне тетка Клавдюха. — А то и я легонько наподдам.

— Сейчас приду, — отвечаю я, а сам опять за налима.

Мать бежит к реке:

— Федя!

— Ну что? Ну? — ворчу я в ответ.

— Иди-ка сюда, нужен ты мне…

— Подожди… Тут налим попался, а ты со своим обедом пристала… Не хочу я есть!

— Вылезай, говорю! Никаких тебе обедов не будет, а нужно к Изарковым за конем сходить. Вылезай, а то я тебя живо отхлестаю! — уже приказывает мама.

Вижу, она сердится не на шутку, нужно немедля вылезать. И я вылезаю. По опыту знаю, что если мать рассердится, то уж пощады не проси. Она у нас очень добрая, но на руку тоже легка, за проказы разные трепку такую задаст, что до новых веников не забудешь!

Грязная вода потоками льет с меня.

— Ах, притка тебя подхвати, опять как выгваздался! Где ж тут на него рубах напасешься? Иди, иди живее к Изарковым, скажи, чтобы коня побыстрей запрягали: снопы нужно привезти на гумно, — того и гляди, дождь пойдет.

— Где дождь? И туч-то не видать! — говорю я, глядя на небо.

— Ну, ну, поговори у меня!..

— Мам, — заявляю я решительно, — я не пойду к Изарковым за конем. Видишь, какой я грязный…

— Иди, говорят! Сам виноват: никто тебя не посылал в грязь.

— Мам… я боюсь Легкого: он меня побьет…

— Иди же, говорю, не тронет он тебя! А вот ежели ты сейчас не пойдешь, так я уж тебя живо проучу!

Да, вижу, идти мне, не миновать. Я обиженно хнычу, но к Изарковым, двор которых от нас хат через двадцать, все же бегу.

Легкого я побаивался и на самом деле. Его почти все наши ребята боятся — он смелый, отчаянный и здорово дерется. Я с ним никогда не играл. У них там, на тех дворах, своя компания ребят, у нас — своя, но видел я его не раз. Он худощавый, стройный, ходит в хороших штанах, рубаха на нем всегда подпоясана пояском, чего у нас, ребятишек, и в заводе не было. Бегает он быстро, за это его «Легким» и прозвали. Он вместе со всей компанией ловил наших ребят, когда те ходили к изарковскому сараю за глиной коней лепить. Глину Легкий отнимал и, ежели ребята пробовали защищаться, поколачивал их.

Легкий — сын старшего брата Изарковых, Павла. Если он сейчас дома или вертится возле дома на улице, я обязательно с ним повстречаюсь. И как знать, что ему взбредет в голову. Вдруг да и начнет колотить? А я на драки не горазд, боюсь драться, тем более с такими сильными, как он.

И не идти никак нельзя: у нас нет своей лошади, мы бобыли. Тятька мой все время работает в каменщиках, а землю пахать, снопы возить с людьми сговаривается. И вот нынче убирать нашу землю взялись братья Изарковы, Павел и Тихонок.