- Потому что мудак… Мы приехали, я опять попросила… Мы поссорились с ним. А потом ты заперлась, Андрей расстроился. И Яник расщедрился. И подарил ему. Она на кухне лежала. А Арина спрятала ее. Не понимаю зачем… Нет, понимаю. По той же причине, по которой она разыграла спектакль с Доброхотовым. Чтоб чувствовать себя лучше других. У нее получилось. - Оля гадливо отодвинула чашку на середину стола. - Они прямо у меня на глазах… Знаешь, кем я себя почувствовала?
- Мертвой?
- Ты всегда хорошо формулировала… - Оля смотрела мне прямо в глаза. Ее карие глаза напоминали остывший кофе в чашке. Великолепный напиток. Арабика. Которую через пару минут безжалостно выльют в раковину. - Дело ж не в Доброхотове, просто… Мне показалось, что меня
Как и меня, Олю научили отменно формулировать сверхзадачу любой роли. Как и мне - ей не стало от этого легче. В театре Андрей оскорбил Арину, и по нашему старому правилу «победить победившего» она нашла способ взять над ним верх. И окончательно взять верх над упавшей звездой.
- Арина так и не отдала ему таблетку. И Андрей перевернул всю кухню, - закончила я.
- Он просто послал ее… Странно, что она не сказала тебе.
Нет - закономерно, что в этой части программы Аринин мозг сделал купюру.
- А я сказала: «Андрей, оставь эту суку в покое, давай лучше напьемся с горя». Мы взяли бутылку абсента…
- Абсента? Ты же не пьешь.
- Что пить… мне умереть хотелось. В тот вечер я окончательно поняла: это конец.
Так же, как мне, Оле захотелось умереть от острой недостачи иллюзий - веры в лучшее, в дружбу, в себя. Она просила у Кости иллюзию. Но он не дал. И Оле пришлось взглянуть на свою жизнь реально. И сказать себе: «Это конец!»
А самоубийство - тоже убийство. Та же готовность убить.
Я или Оля?
Она сама предложила Андрею напиться. И напоила его. Он быстро пьянел, и все это знали. А Оля могла и не пить. Она могла сыграть опьянение! Сыграть так, что запомнили все. Рита, которой пришлось поднимать ее с дивана. Женя («Оля была сильно пьяна. Я никогда ее такой пьяной не видел»). Первое, что Оля сказала мне: «Я так напилась… Пью третий день». Как профессиональная актриса она держала намеченную линию роли.
- И чем все это закончилось? - глухо спросила я.
- Да ничем. Мы так напились… Мне стало так плохо. Я пошла на балкон. Там Доброхотов с Ариной… Дальше все как в тумане.
- Так много выпили?
- Андрей даже упал с табуретки… Он пытался дотянутся до банки, думал, там таблетка. Какой Янис все же мудак, что не дал ее мне. Пришлось пить. А так бы раз, и все хорошо…
Вот и ответ.
«Раз и все хорошо»!
Да, Оля могла вернуться в театр, где режиссер месяцами гонял бы ее на репетициях. Могла воскресить задатки талантливой актрисы, рассовать фото по актерским агентствам, втиснуться в сериалы, просочиться в кино, раз уж в стране стали снимать телефильмы, и ждать, когда наш кинематограф дорастет до большого экрана. Но это был слишком долгий и сложный путь.
Телевидение, Олино аполитичное, мелкопроблемное шоу - приучили ее получать все и сразу. Налаженный конвейер, пять передач в день, гостей шоу подгоняют администраторы. Ты выходишь на площадку в красивом платье, берешь в руки написанный редактором текст, произносишь с одной и той же интонацией, работаешь четыре дня в месяц и… все. ВСЕ! Обложки, лайт-боксы. Друзья-знаменитости. Олигархи, готовые выложить немалые деньги за то, чтоб «Happy birthday to you» на их дне рожденья сказала в микрофон сама Оля Коберникова.
Все это будет у нее теперь, снова будет… Потому что Андрей мертв!
Подобно наркоману, Оля мечтала снова увидеть небо в алмазах, не делая ничего, просто засунув таблетку в рот. Подобно наркоману, она была безнадежно отравлена знанием - это возможно.
А разве невозможно? Достаточно просто убить Андрея. Как Клавдий убил отца Гамлета. Как Макбет убил Дункана, услышав: «Сверши - и все твое!» Если кто-то из нас и познал истинную бездну шекспировской трагедии, так это Оля.
Больше всего она хотела вернуться назад - на четыре года назад, и быть той, кем была, - жить на Олимпе. На самой вершине всенародных иллюзий. Быть неотъемлемой частью шоу вечно веселых, вечно нарядных кукол - наших любимых кукол!
Только любимой куклой Оли Коберниковой была сама Оля Коберникова. Очень красивая кукла. Обездвиженная марионетка, потерявшая свой кукольный театр.
Как и я, Оля оставила в загашнике всего одну иллюзию - в «настоящую жизнь». В понимании Оли по-настоящему она жила только на телеэкране, на обложках, на страницах журналов. Реальность была для нее - ненастоящей. Если, открыв газету, включив телевизор, зрители не видят твоего лица… значит, ты умерла.
И каково это узнать: то, чего ты жаждешь каждою клеткой тела, забрал кто-то другой? А потом узнать, если б не он - это б отдали тебе? А потом понять, ты умираешь одна, и никому нет дела до твоей смерти. Может ли не прокрасться в мозг мысль о самоубийстве. Или убийстве… Если ты хочешь чего-то так сильно, что не можешь без этого жить, - чего стоит чужая жизнь?
Они пили на кухне. Андрей упал с табуретки. Быть может тогда в голове и взорвалось:
Я или он?