Мои турецкие ночи (СИ)

-- Всё у тебя получится. Всегда получалось! – Галка стряхивает с себя печаль и чокается со мной стаканчиком с чаем.

Дома вечером снова лежу с задранными вдоль стены ногами после праведно, за трудами проведённого дня. Привычно листаю ленту с жёлтой прессой, изучая, что ещё выкинул Алихан. В Ватсапе я у него снова в немилости, так что, приходится полагаться на домыслы писак. К моему удивлению, за сегодня ничего не произошло. Свой дом Али не покидал, ничего не происходило.

На следующий день также: радиомолчание и никаких вестей от папарацци.

И на следующий.

И ещё через день.

Ощущая что-то неладное, я пытаюсь дозвониться Алихану с маминого номера – ноль результата. Телефон вне зоны доступа.

Асия клянётся, что ничего не знает, её информаторы не в курсе.

Звоню даже продюсеру Ахмет-бею, и тот начинает причитать, что заканчивается монтаж фильма, скоро пора приниматься за озвучку, а до Али невозможно дозвониться. Ассистенты ездили к нему домой, но там им никто не открыл.

Давут буквально в панике. Не знает, где брат, хотя и старался не упускать его передвижения из виду.

Я не могу найти места. Работаю машинально, как робот. Отвечаю невпопад, иногда ловлю себя на середине нанесения праздничного макияжа и не могу вспомнить, о каком образе мы договаривались с клиенткой. Не могу есть, не могу спать. Каждую свободную минуту листаю ленту новостей, ожидая увидеть страшное.

Не хочу делиться с мамой своими переживаниями, но она видит, конечно, в каком я состоянии и понимает, что с Алиханом творится что-то не то. Она молча садится со мной на диван, притягивает мою голову к себе, и я реву, ощущая надвигающуюся беду.

-- Позвони Мерьем! – Требую я и Давут начинает оправдываться, что не хочет пугать мать Али. – Позвони ей, дурак, или я тебе уши надеру! – Кричу я на парня по-русски, что оказывается вполне убедительным. Он бормочет, что сделает это прямо сейчас и сообщит о результате. Но так и не перезванивает. И не отвечает в Вастапе.

Набираю сообщение в салон, прошу девочек забрать себе все мои записи и ищу билет на ближайший рейс в Стамбул.

Я уже в порту, когда, наконец, раздаётся звонок от Давута.

-- Ты должна прилететь немедленно!

Глава сорок седьмая

После затянувшейся паузы, во время которой девушка на стойке регистрации слишком долго сравнивает с монитором мой паспорт, она, наконец, улыбается и протягивает посадочный талон:

-- Вашу бронь проапгрейдили до бизнес класса. Приятного путешествия!

Шутки Давута, не иначе. После того как я скинула ему номер рейса, от младшего Османоулу ни слова. Я забрасываю его вопросами, вижу, как возле сообщений появляется двойная галочка, но она так и не перекрашивается в голубой.

В салоне меня бьёт крупная дрожь, плед не согревает и я, наконец, прошу стюардессу принести мне виски. Блю лейбл обжигает нёбо и проскальзывает в горло как жидкий огонь, но вскоре мне действительно становится легче. Мозг затягивает туманом, я, кажется, даже моргаю медленно. Не хочу ни о чём думать – прошу девушку повторить, и вторая порция вырубает с утра ничего не евшую меня до конца полёта.

Выйдя в числе первых из салона, я иду по широкому коридору в направлении погранконтроля. Тут же на пути появляется крупный мужчина и протягивает мне телефон.

-- Иди с ним, -- командует Давут и сбрасывает звонок.

-- Что с паспортом? – спрашиваю я здоровяка и тот показывает в сторону. Щуплый парень в очках жестом просит мой загран, пикает в него переносным сканером, шлёпает печать и кивает – можно идти дальше.

Человек Давута срывается с места, я мчусь за ним. Мы несёмся по коридору прочь от толпы, выплывающей из рукава от моего самолёта, к лифту. Кабина спускает нас на первый этаж, мы выходим на улицу, снова к взлётным полосам и садимся в забрендированный корпоративными логотипами пикап. Тот выруливает по располосованному цветными линиями асфальту, и долго едет вдоль огромного здания аэропорта. Примерно через десять минут мы подъезжаем к небольшому вертолёту.

-- У тебя есть багаж? – уточняет здоровяк.

Я молча поднимаю свою повседневную сумку и мотаю головой.

Мужчина кивает, открывает дверь вертолёта и показывает на сиденье рядом с пилотом. Усаживаюсь. Привстав на порожек, мой проводник пристёгивает меня крест-накрест к креслу, подаёт гарнитуру – наушники с микрофоном и приказывает надеть. Когда я делаю, как велено, он дёргает меня за ремни, проверяя их прочность, захлопывает дверь, показывает через окно большой палец и бежит прочь.

Пилот начинает щёлкать тумблерами на панели перед собой, обрывистыми фразами переговаривается по-английски – видимо, с диспетчером. Наконец, получив добро на взлёт, оттягивает какие-то рычаги, и мы трогаемся вверх. Все мои внутренности подкатывают к горлу.

Мы довольно быстро набираем высоту – но не такую высоту, как в самолёте, разворачиваемся и летим.

-- Куда мы направляемся? – спрашиваю я, на всякий случай придвинув микрофон поближе к губам.

-- Изник, -- отвечает пилот.

-- Измир? – уточняю я.

Пилот хмурится и громко повторяет: «ИЗНИК!»