Читаем Мой учитель Филби. История противостояния британских и отечественных спецслужб, рассказанная с юмором и драматизмом полностью

Одно дело – читать сухие письма или телеграммы, и совсем другое – слушать сдобренный русским матерком живой рассказ о человеке или событии, который порой разительно отличается от того, что изложено на бумаге. В справке одного деятеля из Австралии было, например, написано, что он сразу при выходе из посольства сумел избавиться от наружного наблюдения. Спрашиваем, как это получилось.

– Очень просто, – отвечает этот герой. – У нас вокруг посольства кусты, а за ними поле, поросшее бурьяном. Я прыгнул в кусты и пополз по-пластунски.

Мы, слушатели, шокированы. Дескать, как это так, по-пластунски?

– А вот так.

Рассказчик, солидный дядя, ложится на паркет и демонстрирует, как он полз сквозь вражеский бурьян на встречу с агентом.

Другого отпускника, прибывшего из Исландии, мы стали расспрашивать про шифротелеграмму, насмешившую нас в свое время, которая начиналась с фразы: «В Исландии извергнулся вулкан». Неужели ничего по-настоящему важного в стране не происходит? Наш коллега терпеливо разъяснил нам, насколько это важно, причем в самом широком плане, не только для разведки, но и для экологии, климата и даже мирового воздушного сообщения. В справедливости такого подхода мы все могли убедиться, когда в 2010 году в результате извержения исландского вулкана с труднопроизносимым названием Эйяфьяллайекюлль было надолго парализовано воздушное сообщение в огромном регионе Северной Атлантики.

Мы встречали и провожали отпускников в аэропорту или на вокзале, доставали им путевки в санаторий, курировали их родственников во время загранкомандировки, передавали им посылочки, полученные с диппочтой. В награду сами получали закордонные подарочки в виде сигарет, виски, ненашенских канцтоваров и прочих приятных, отнюдь не бесполезных мелочей.

Люди старшего поколения хорошо знают, что в советские времена тотального дефицита такие заграничные сувениры колоссально расширяли возможности человека. Можно, например, было договориться о ремонте вне очереди «жигуленка» или получить из-под прилавка здоровенный шматок отборного мяса. Не говоря уже о колготках и прочих женских штучках. В семидесятые годы колготки эти самые стоили 7 рублей 70 копеек при зарплате, к примеру, инженера в 120 рублей.

Не менее ценными презентами от отпускников были их рассказы, что называется, без протокола.

Мой подопечный с Мальты, например, научил меня безукоризненно разбираться в трубках и табаках, а также искусству изображать из себя знатока французского языка, используя всего несколько специально заученных фраз.

Он же поведал мне замечательную историю о том, как ему удалось, базируясь на крошечной Мальте, побывать в дюжине стран Европы, Северной Африки и Ближнего Востока. Поначалу планировалось, что его связь с центром должна осуществляться через Рим, что логично. Но, насмотревшись вдоволь на Вечный город, он смог убедить ясеневских начальников в том, что постоянные визиты в римскую резидентуру подрывают его конспирацию. Руководство позволило ему ежемесячные командировки в Лондон, Париж, Копенгаген, а также в Каир и еще куда-то в арабские страны.

Затем, напирая на оторванность от актуальной оперативной проблематики – он на Мальте был сам себе резидентура, – этот умник добился ежеквартальных командировок в Москву, причем каждый раз новым путем. Наконец он предъявил последний, самый сногсшибательный аргумент. Мол, в мое отсутствие моя семья остается по сути дела беззащитным заложником местных властей. А ведь это единственные советские граждане на Мальте. Начальство позволило ему по нескольку раз в год приезжать домой вместе с женой и детьми.

«Ничего не скажешь, грамотно», – подумал я тогда и сразу же перечитал великолепную книжку Грэма Грина «Наш человек в Гаване».

Осмелюсь напомнить, что написана она в пятидесятые годы. Автор, не только известный английский писатель, но и бывший сотрудник британской разведки МИ-6, повествует о том, как скромный продавец пылесосов, случайно попавший в круговорот шпионских дел, длительное время морочил голову своим боссам в Лондоне. Он выдавал чертеж пылесоса за схему сверхсекретного новейшего оружия.

Особое спасибо Третьему отделу за возможность учиться на семинаре выдающегося разведчика Кима Филби. Тема эта чрезвычайно емкая, для меня лично – одна из ключевых в жизни. Ей посвящен отдельный раздел в этой книге.

Помимо обретения профессиональных знаний, длительная работа в центре – это еще и личностная закалка, период возмужания молодого оперработника и познания – порой через шишки на собственном лбу – основополагающих человеческих ценностей. В общем и целом мне с начальниками и сослуживцами достаточно повезло. В большинстве своем они были люди порядочные и доброжелательные.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное