Мой учитель Филби

Гордлевский добровольно берет на себя роль обслуги, наполняет быстро пустеющие стаканы, а сам держит в руках единожды налитый бокал красного. Вроде ни к чему не придерешься. Предпочитает человек пить вино, а не водку, но ведь веселится вместе со всеми, а сколько он там выпил, особо никого не волнует. Только уши почему-то все время красные и брататься ни к кому не лезет.

Достаточно ли этого, чтобы заподозрить человека в измене? Вряд ли.

Странноватый какой-то, ну да и черт с ним. Разные люди попадаются в наших рядах. Вон у Кобахидзе язык как помело, а другой грузин, Махарадзе, иногда с таким свирепым видом ходит, что вот-вот «зарэжет».

Невзлюбили его и женщины, работавшие на нашем чердаке, жены оперативников, выполняющие административные и технические функции. То ли они пронюхали о немилости к нему со стороны начальства, то ли опять же интуиция сработала, но наши дамы с самого начала командировки Олега объявили ему бойкот по части мытья именно его чашки!

Гордиевский, которого по приезде посадили за соседний со мной рабочий стол, сильно сокрушался по этому поводу, говорил, что и сам может помыть посуду. Мы с Кобахидзе жалели его, старались поддержать и как-то утешить в этом горе.

Раз уж речь зашла про женщин и интуицию, то приведу еще пару фактов, свидетельствующих в пользу того, что к женскому, кошачьему, мнению все-таки надо иногда прислушиваться.

Во-первых, четко помню, что Гордиевского на дух не переносила жена Юрия Кобахидзе Алла. Объяснить причины своей антипатии она не могла, да и никто этого от нее не требовал, но в целом эта женщина считала Олега каким-то неправильным, неестественным человеком с двойным дном.

Мы же, молодые мужики из резидентуры, даже не пытались как-то проанализировать то, что высказывали Алла и другие женщины.

Примерно то же самое было не только в резидентуре, но и в подразделениях центрального аппарата разведки, да и в других подразделениях КГБ тоже.

Вот тому доказательство. Где-то за год до драматических событий 1985 года во время моего отпуска пришла к нам близкая подруга жены, наша однокашница по университету. Нас с вей примерно в одно время забрили в органы, только меня в разведку, а ее, лингвистку, владеющую редким языком, в подразделение КГБ, занимающееся радиоперехватом и прослушкой телефонных переговоров.

Татьяна доверительно сказала мне как давнему другу и офицер офицеру, что работает вместе с первой женой Гордиевского. Та на каждом чаепитии в коллективе подружек – заметьте, в чине от капитана КГБ и выше! – говорила о том, какое ее бывший муженек дерьмо, неискренний, обманщик, опять же человек с двойным дном, явно способный на любую гадость вплоть до предательства.

Помнится, моя первая реакция на этот рассказ была такова: а чего еще можно ожидать от брошенной жены? Что ей еще остается, кроме злопыхательства?

Вероятно, так же рассуждали и участницы чаепитий. Ни им, ни мне даже в голову не пришло доложить об этом как о тревожном сигнале, возможно нуждающемся в проверке. Если они все-таки это сделали и никак последствий не было, то это другой вопрос. Я, по крайней мере, точно поленился заниматься поклепами на моего приятного соседа по резидентуре.

Так или иначе, Гордиевский начал постепенно осваиваться в коллективе, налаживать отношения с народом. Хуже всего у него было с показателями информационной работы, так как наш сотрудник, руководивший ею, долго еще Олега гнобил.

Гордиевский страшно боялся ехать в первый отпуск. Он мотивировал это тем, что его будут критиковать за слабую работу, хотя на самом деле, скорее всего, боялся встречи с руководством, уже стал матерым предателем и в полную силу работал на противоположную сторону.

Действительно, насколько я знаю, был момент, когда Олег в личной телеграмме на имя начальника Третьего отдела просил прекратить его командировку. У меня, мол, ничего не получается. На что генерал ответил, дескать, что за чушь, перестань паниковать и продолжай работать.

Лично ко мне Гордиевский всегда относился лучше не придумаешь.

Началось с того, как он увидел мои муки от хронически заложенного носа, посоветовал закапывать отривин и объяснил, почему это лекарство самое лучшее. Я принимаю его до сих пор. Объединяла нас и любовь к классической музыке. Когда Олег стал заместителем резидента по линии «ПР» и переехал в отдельный кабинет, у него на столе появился приемник, всегда настроенный на канал, передающий серьезную музыку.

Гордиевский первым посоветовал мне заняться диссертацией по теме англо-американских отношений. Предложение написать ее я получил в Институте США и Канады АН СССР. Он не просто посоветовал, но и свел меня в руководстве Третьего отдела именно с теми людьми, которые поддержали эту мою инициативу. Хотя формально ее полагалось похерить. Что еще за выпендреж?! Зачем оперработнику писать диссертации? Добро бы еще в нашем Краснознаменном институте, на родную разведывательную тему, а то…