Мой учитель Филби

– Эту тему мне с Кимом не приходилось обсуждать. Думается, такое сотрудничество часто бывало в прошлом, правда, между союзными государствами. Сам Ким был координатором сотрудничества между британской Сикрет Интеллидженс Сервис и ИРУ. До этого, во время Второй мировой войны, он видел, как английские спецслужбы нарушали свои обязательства по передаче союзному государству, СССР, важных разведданных о гитлеровской Германии, пытался ликвидировать этот пробел своей собственной деятельностью.

Внешняя разведка постсоветской России установила партнерские отношения с разведслужбами всех крупнейших стран, но партнерство это, насколько я знаю, особенно с западными странами, идет ни шатко ни валко. Вроде бы ясны сферы сотрудничества – борьба с терроризмом, наркотрафиком, отмыванием денег, нелегальным оборотом оружия. Но на практике не все и далеко не всегда получается из-за различий национальных интересов и трактовки терминов. Для нас, к примеру, кто-то террорист, а для западных партнеров – инсургент, повстанец, борющийся с кровавым диктаторским режимом, и наоборот.

Мы просим Англию экстрадировать десятки, сотни проворовавшихся российских чиновников и бизнесменов, ограбивших страну на миллиарды долларов, а англичане отказываются под предлогом того, что эти воры – жертвы политического преследования российских властей.

Доживи Ким до наших дней, он все это прекрасно понял бы. Будучи профессионалом высочайшей пробы, он не стал бы предаваться несбыточным иллюзиям о возможности дружбы взасос между разведками стран, преследующих совершенно разные интересы.

– Как объяснить умение Филби «предсказать, что будет»?

– Честно говоря, я такого умения за ним не подмечал. Ведь Филби не Нострадамус, не Ванга. Он никогда не занимался и не увлекался футурологией и однажды сказал о себе примерно так: «Если меня кто-то считает компетентным человеком, то это потому, что я никогда не говорю о том, чего не знаю». Если Кима и можно считать провидцем, то только в том смысле, что, опираясь на свои выдающиеся способности собирать и анализировать море информации, он умел грамотно синтезировать ее и принимать безошибочно правильные решения даже в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях.

– Какой человек был Филби как друг?

– Не думаю, что имею право называться его другом. Я был одним из его учеников, молодых коллег из другого поколения, с которым – так уж сложилось – Киму довелось общаться больше и чаще, чем с другими. Он был очень теплым, отзывчивым, располагающим к себе человеком, скромным и даже немного застенчивым. По манерам поведения, одежды, речи, общения с людьми – англичанин на все сто. О Филби написаны сотни книг, в том числе теми, кто был близок к нему по жизни, работал рядом с ним в английской разведке и, следовательно, был шокирован фактом его деятельности в пользу СССР. Тем не менее все без исключения авторы мемуаров подчеркивают его обаяние, дружелюбие и необыкновенную харизму.

– Как относились к Филби сотрудники советской внешней разведки, общавшиеся с ним в Москве, в частности его кураторы?

– У Кима за четверть века жизни в СССР были разные кураторы. Отношение тоже было разнос, хотя в общем и целом хорошее, доброжелательное. Но справедливости ради надо сказать, что бывали неприятные ситуации, особенно в первые годы. Ким, к примеру, был страшно расстроен и оскорблен, когда ему не сказали, что его хочет видеть умирающий член «кембриджской пятерки» Гай Берджесс.

«Мой лучший друг наверняка хотел сказать мне что-то важное перед смертью. Как это бесчеловечно!» – переживал тогда Филби.

Времена были жестокие.

Неизвестный Филби

Из неопубликованного предисловия к книге о Филби «Я шел своим путем».

Киму Филби посвящены десятки томов исследовательской, мемуарной и художественной литературы. Но все они в основном касаются периода его работы на советскую разведку в качестве агента в поле, agent in the Held. Крайне мало известно о том, чем же занимался бывший шеф британской внешней контрразведки после того, как 27 января 1963 года он пересек советскую границу в направлении Москвы. А ведь он провел в Советском Союзе двадцать пять лет, треть своей жизни, и отнюдь не бездействовал. Здесь он любил, отчаивался, радовался, путешествовал, находил и терял друзей. Он работал, творил и даже создал школу своих учеников.

Самое святое имя, которое мне приходилось слышать от Кима в последние годы его жизни, это Руфа, Руфина Ивановна, его жена. Опытный психолог, Ким разглядел ее с первой же встречи, уже через несколько дней предложил ей руку и сердце и не ошибся. Союз этот оказался на редкость гармоничным и, вне всякого сомнения, принес Филби самые счастливые мгновения на склоне его лет.

Ким буквально боготворил свою Руфину и, казалось, в ее отсутствие был абсолютно беспомощен. Она была для него светом в окошке, если хотите, поводырем в нелегкой советской действительности, без которою ему было бы трудно, а может, и просто невозможно сохранить достоинство и имидж легендарною человека, налагаемый на него положением.