— Не хочу тебя расстраивать, муженек, но тебе придется меня терпеть всю жизнь. Поправляйся! — психанув, девушка вышла.
Ричард засмеялся её реакции, потом поник. «Всю жизнь… Было бы хорошо… Но этому не бывать, черт возьми».
Элизабет сама не поняла, на что психанула. «Как будто он раньше мне такого не говорил? Много раз говорил, и я говорила». Девушка знала настоящую причину её возбужденного и нервного состояния. Последний заданный вопрос самой себе волновал её с той самой минуты, как он пришел ей на ум. «Неужели, и правда… Люблю?» Она остановилась. Ей показалось, что её сердце бьётся так же громко, как церковные колокола, и его тоже слышат все вокруг. Девушка обернулась, посмотрела на дверь, из которой вышла минуту назад и вслух сказала — Люблю! — утвердительно без малейших сомнений. Эли медленно зашагала в свою спальню. «Страшно. Страшно это признавать. И что мне с этим делать? Я не смогу признаться ему. Он засмеет меня. Точно засмеёт». Элизабет, совсем разбитая, вошла в комнату и плюхнулась на кровать без сил, словно это её утром укусил кабан. Она закрыла глаза, из которых полились слёзы, и через несколько минут заснула.
Лечение Ричарда проходило без каких-либо ссор и перепалок, тем более, без нежности, ласки и поцелуев. Ричард неделю не вставал с постели, только по нужде. Глория приносила ему еду. Грегори каждый день проводил с раненым несколько часов за разговорами. Днём Ричард обычно читал, иногда отвечал на срочные письма. Чтобы не терять времени, вспоминал всех своих холостых товарищей и знакомых мужчин для своей будущей бывшей жены. Элизабет меняла повязку перед сном. Она была молчалива и рассеяна, повязшая в своих мыслях. Ричард принял её настроение за усталость от несчастной жизни и ещё сильнее убедился, что нужно ее освободить. Эли, в свою очередь, пыталась привыкнуть к новому чувству. Понять, что она любит Ричарда, было довольно просто, а что с этим делать, она совершенно не знала. Поэтому весь срок она, как на автомате меняла повязку, отключив все эмоции, чтобы случайно не проговориться о своём «открытии». По крайней мере, пока она не решит ему об этом рассказать. На все вопросы Ричарда она отвечала не заинтересованно, шаблонно или вовсе не отвечала. По окончании своей миссии она говорила «спокойной ночи» и уходила до следующего вечера. Когда Ричард интересовался о занятиях своей жены, Глория или Грегори отвечали одно и тоже. Утром: «Мадам проснулась, позавтракала, ушла на прогулку». Вечером: «Мадам пришла с прогулки, несколько часов провела в библиотеке, сейчас в своих покоях».
Так, совсем скучно и обычно, прошла неделя. Ричард начал ходить, прихрамывая на больную ногу. Боль почти ушла, как и говорил доктор. На девятый день своего лечения, в самый дождливый день осени, как в тот день показалось Эли, Ричард утром уехал по какому-то очень важному делу, как передала управляющая своей госпоже.
— По какому такому очень важному делу?
— Не знаю, мадам. Так просил передать ваш муж.
— Хорошо, ступай. «Господин приедет, мне всё расскажет, что это за такое очень важное дело, которое не дождалось его полного выздоровления». Последнее Эли в слух не сказала.
XVII