Мой век – двадцатый. Пути и встречи

Что касается вопроса ’’Выйдет ли из этого что-нибудь?”, то на него можно ответить, что из этого могло что-нибудь выйти, если бы кто-нибудь попытался воспользоваться нашим Соглашением. Неудивительно, что страны-производители были категорически против нашего Соглашения и полны решимости не вести с нами коллективных переговоров. Ливийцы понимали, что, согласившись, потеряют все свои преимущества. По другим причинам такую же позицию заняли и более сдержанные иранцы. Столкнувшись с оппозицией, нефтяные гиганты снова уступили и согласились на переговоры один на один с правительствами нефтедобывающих стран.

В результате этого угроза национализации в Ливии только увеличилась.

Это произошло не в один день. У нас была масса времени для подготовки. Производительность ’’Оксидентал” в Ливии была снова урезана в 1972 году до 423 тысяч баррелей в день, а в 1973 году — до 354 тысяч баррелей. Было ясно, к чему идет дело. После первого ограничения производительности я объявил, что мы собираемся ’’значительно сократить нашу деятельность в Ливии”.

Однако ливийцы не всегда получали все, что хотели. Упрямо добиваясь выполнения общих принципов, они оставляли нам лазейки, которыми мы не замедлили воспользоваться.

Повышая налоги и требуя снижения производительности, ливийцы явно нарушали условия заключенных нами контрактов. Конечно, мы жаловались. И, конечно, они не обращали на это никакого внимания. Я решил, что пора приготовиться к полному прекращению работ в Ливии. В соответствии с условиями нашего соглашения я решил обжаловать их действия в международном арбитраже в Париже, чтобы получить обратно наши капиталовложения, составлявшие к тому времени около 275 миллионов долларов. Я прекратил выплату причитающихся ливийскому правительству налогов до решения арбитражного суда.

По соглашению мы должны были платить ливийцам налоги на проданную нефть через шестьдесят дней после ее вывоза из страны. Однако наши покупатели платили нам за эту нефть на тридцатый день после получения. В результате у нас скапливались крупные суммы наличными. Когда их величина достигла стоимости наших капиталовложений, мы написали ливийцам о нашем намерении обратиться в арбитражный суд. Это письмо взволновало Триполи не больше, чем муха носорога. Они на него не ответили. А мы продолжали отгружать нефть и придерживать их деньги.

Наконец ливийцы начали реагировать. Джеллуд послал делегацию ко мне в Лос-Анджелес.

”До господина Джеллуда дошли слухи, что вы очень на нас сердитесь,— сказал мне глава делегации. — Он предлагает вам принять душ и остыть. Мы приехали, чтобы решить наш спор”.

”Я готов”, — сказал я.

”В таком случае, вы должны отдать нам наши деньги.”

”Я готов вернуть вам 275 миллионов долларов, однако я оставлю себе остальные 275 миллионов как залог на случай, если вы снова нарушите наше соглашение или решите конфисковать наши капиталовложения”.

”Мы считаем, что это справедливо”, — ответили они.

Я не верил своим ушам. Мне никогда не приходило в голову, что я смогу с такой легкостью получить подарок в 275 миллионов долларов.

Мы держали их 275 миллионов пару лет, не выплачивая им никаких процентов. Наконец Джеллуд послал за Джорджем Вильямсоном в Триполи и сказал: ’’Послушайте, это уже слишком. Доктор Хаммер должен вернуть нам 275 миллионов”. Мы вернули им эти деньги в течение нескольких лет после того, как полученная от них прибыль превысила сумму наших ливийских капиталовложений.

В самый разгар этих трений случилось так, что я снова оказался в Ливии.

Однажды, когда я ночью летел из Нигерии в Европу, в моем самолете отказал двигатель. Это произошло над Сахарой. Фред Гросс предупредил, что вынужден посадить самолет на ближайший аэродром. Им оказался аэродром Триполи.

’’Боже, если ливийцы узнают о нашем присутствии, они всех нас посадят за решетку. В данный момент я не пользуюсь у них большой популярностью”, - сказал я.

Фред раньше бывал в аэропорту Триполи и надеялся, что сможет без шума приземлиться и улететь до того, как ливийцам станет известно, кто в самолете.

Мы сели. Фред поставил самолет в самом конце аэродрома и, связавшись с нашей ливийской конторой, попросил прислать лучших механиков. Всю ночь Фред с командой и эти механики ремонтировали двигатель. Меня спрятали в самолете. Наконец все было готово. Во второй раз Фред покинул этот аэропорт, не получив разрешения на взлет.

Мы с Джоном прилетели в Мальту, как только Джордж сообщил о готовящейся национализации. Было решено отложить празднование моего дня рождения в Лос-Анджелесе. Если мы потеряем Ливию, праздник будет все равно испорчен.

Я считал, что понимаю ливийцев, и сказал Джону с Джорджем: ”Не думаю, чтобы они хотели сами руководить нефтяными разработками. Мне кажется, они просто хотят контролировать наши действия. Даже если им будет принадлежать 51 процент производства, у нас останется 49 процентов, что позволит продолжать поставки по нашим контрактам”.