Мой век – двадцатый. Пути и встречи

Естественно, я следил за осуществлением идей Никсона с величайшим интересом и энтузиазмом: никакая другая политика не была так близка к моим собственным убеждениям.

Я хотел, чтобы фирма ’’Оксидентал” взяла на себя ведущую роль в новой политике детанта и воплотила в жизнь мою идею ’’разрядки путем торговли”. Наша корпорация была в лучшем положении для выполнения этой роли, чем любая другая американская фирма.

К этому времени были готовы все документы для заключения сделки по обмену удобрениями, которую я обдумывал и готовил в течение многих лет. В июле 1972 года фирма ’’Оксидентал” подписала с Советским Союзом пятилетнее соглашение о научно-техническом сотрудничестве во многих областях, включая обмен удобрениями. Я знал, что между подписанием соглашения и его осуществлением может пройти очень много времени. Мне нужна была помощь Брежнева.

В этот период Брежнев не принимал участия в рожденных детантом деловых связях, не встречался с американскими бизнесменами и практически не знал о нашей работе в Москве. Однако семидесятилетний опыт работы научил меня следовать правилу: если хочешь добиться успеха, имей дело с боссом.

В Советском Союзе все предприятия и учреждения подчиняются правительству, поэтому в каком-то смысле его можно рассматривать как гигантскую корпорацию, где глава правительства выступает в роли председателя правления директоров. Вскоре мне представился случай лично встретиться с Брежневым.

В середине 1972 года мне позвонил владелец антикварного магазина Сент-Этьен в Нью-Йорке по имени Отто Каллир. Он сказал, что у него есть два письма Ленина.

Он предлагал отдать их мне для передачи русским, если мне удастся убедить моих московских друзей подарить Каллиру несколько картин из коллекций ленинградского Эрмитажа или музея Пушкина.

Вот так сделка! Предложение было абсурдным, больше похожим на шантаж. Я считаю, что такие методы никогда не приносят успеха в отношениях с русскими. Тем не менее если Каллир говорил правду, то у него были документы огромной исторической важности. Я договорился о встрече, надеясь, что мне удастся его уговорить.

Я принес с собой несколько фотокопий полученных от Ленина писем. Внимательно рассматривая письма антиквара через увеличительное стекло, сравнивая форму каждой буквы с моими оригиналами, я пришел к выводу, что, насколько я могу судить, они подлинные.

Одно из писем, написанное по-французски в 1919 году, было адресовано ’’товарищу Лориоту и всем французским друзьям Третьего Интернационала”. Второе было написано по-немецки в 1921 году Кларе Цеткин и товарищу Леви.

Для полной уверенности с разрешения антиквара я сделал их фотокопии и отослал в Москву на экспертизу в Институт марксизма-ленинизма. В ответ я получил телеграмму с подтверждением подлинности писем.

Теперь мне предстояло убедить Каллира в очевидном: письма должны быть переданы Советскому Союзу. Я предложил ему несколько картин из своей коллекции и значительную сумму наличными. После многомесячных переговоров сделка наконец состоялась.

В октябре 1972 года, отправляясь по делам в Москву, я взял с собой письма Ленина.

В то время я больше всего был связан по работе с заместителем председателя Комитета по науке и технике при Совете Министров СССР Джерменом Гвишиани. Я передал ему письма Ленина с моим письмом Леониду Брежневу, в котором говорилось, что эти письма — мой ”дар правительству и народу СССР”.

Ответ пришел немедленно.

Мы с Френсис, как всегда, остановились в гостинице ’’Националь” в номере, где в октябре 1917 года жил Ленин. Через несколько дней после того, как я послал письма Брежневу, ко мне в гостиницу пришел Гвишиани и сказал, что, поскольку Брежнев в отъезде, письма Ленина были переданы Михаилу Андреевичу Суслову, секретарю ЦК КПСС, который хочет со мной встретиться.

Это была удивительная новость. Суслов считался идеологом марксизма-ленинизма, и иностранная пресса часто представляла его как сурового и негибкого человека.

Когда мы встретились, мне сначала показалось, что он соответствует своей репутации. Суслов был чрезвычайно высок, с худым лицом с высокими скулами и проницательными серо-голубыми глазами за толстыми линзами очков.

Но скоро я понял, что внешность Суслова не соответствовала его истинному характеру. Он произвел на меня впечатление скромного, чрезвычайно застенчивого человека, очень доброжелательного, несмотря на казавшееся безразличие. У него было интеллигентное лицо ученого и добрая улыбка. Когда он говорил о Ленине, лицо его озарялось внутренним светом.

На столе Суслова я заметил несколько томов Ленина с закладками. Очевидно, он читал его письма, в которых говорится о моей деятельности в Советском Союзе в двадцатые годы.