Мой век – двадцатый. Пути и встречи

За четыре года учебы у меня была одна тройка — по хирургии из-за того, что мне пришлось пропустить очень много операций. Остальные отметки были в основном пятерки и несколько четверок. Уважаемый член факультета, доктор Моррис Диннерштейн, назвал меня ’’самым многообещающим” студентом выпускного класса.

Мне предложили ординатуру в больнице Бельвю по бактериологии и иммунологии, которые меня особенно интересовали.

Ординатура в этой больнице считалась самой желанной наградой для выпускников Колумбийского университета. Каждый год предоставлялось только два места, одно по хирургии и одно по общей медицине. Быть выбранным считалось огромной честью. Я очень удивился, увидев свое имя против одной из позиций. Но ведь я сделал все возможное, чтобы заслужить эту награду.

Ординатура начиналась в январе 1922 года. Я окончил институт в июне 1921 года. У меня оставалось почти шесть месяцев, и я решил покончить с бизнесом и посвятить себя научно-исследовательской работе в области медицины. Я с детства мечтал стать врачом, партнером отца.

Я не мог придумать, чем бы пока заняться, когда однажды мне в голову пришла мысль, которая поставила все на свои места. Теперь я знал, что мне делать и куда ехать.

Мир только что потрясли появившиеся в прессе истории об ужасном голоде и разрухе в России. Несмотря на явные преувеличения, было совершенно очевидно, что сотни тысяч жертв голода устремились с сожженных восьминедельной засухой полей в приволжские города и что в этом районе свирепствует тиф.

Читая об этом, я принял решение, которому было суждено ознаме¹ новать поворотный момент всей моей жизни.

Я решил ехать в Россию и применить свои медицинские знания, помогая жертвам эпидемии тифа. Может быть, мне также удастся получить сто пятьдесят тысяч, все еще причитавшиеся нашей фирме за лекарства и нефтяное оборудование.

Я чувствовал также, что это решение порадует отца. Россия была страной, где он родился, а после революции - страной, осуществлявшей его политические мечты. Я смогу стать его глазами и ушами, посылать в ”Синг-Синг” письма с описанием всего, что там происходит.

В России я приобрету ценный опыт борьбы с эпидемией тифа и сделаю передышку, чтобы решить, каким будет следующий шаг моей карьеры. Земля моих предков, неизвестная страна многообещающего будущего и бед в прошлом и настоящем манила меня к себе. Мне было двадцать три года. Юность оставалась позади.

Романтика русского бизнеса

Хотя путешествие в Советскую Россию было моей первой поездкой за границу, отъезд из Нью-Йорка не стал счастливым событием, как это обычно бывает, когда только что окончивший колледж молодой человек делает первые самостоятельные шаги в большой мир. Ни вечера, ни оркестра на палубе — они были бы неуместны, принимая во внимание положение отца. Вместо этого я быстро собрался в дорогу и через месяц после окончания колледжа был уже в пути.

На складе министерства обороны, где продавались излишки военного оборудования, я купил полевой госпиталь, полностью укомплектованный всем необходимым: палатками, раскладушками, операционными столами, паровыми котлами, хирургическим инструментом, медицинской одеждой и тысячью других вещей. Этот госпиталь был прекрасным изобретением. В него можно было одновременно поместить несколько сотен пациентов. С доставкой и упаковкой он обошелся мне больше, чем в сто тысяч долларов. Я решил подарить его Советскому правительству, что и сделал впоследствии.

Кроме того, я купил новую машину ’’скорой помощи”, укомплектовал ее новейшим оборудованием и лекарствами и написал сбоку слова: ’’Американская медицинская помощь Москве”.

Полевой госпиталь и машина ’’скорой помощи” были погружены на грузовое судно и отправлены прямо в Ригу, порт на Балтике, откуда их должны были доставить в Москву по железной дороге. Я ехал пароходом ’’Аквитания” в порт Саутгемптон на южном берегу Англии. В Лондоне я должен был встретиться с Борисом Мишелем, европейским представителем нашей фирмы и дядей моего бывшего жильца Дэна. Борису предстояло сопровождать меня в Европе.

Позже я полюбил морские путешествия, но в первый раз оно, безусловно, не доставило мне удовольствия. Даже несмотря на то что мы пересекали океан в лучшее время года и на самом комфортабельном пароходе того времени, я чувствовал себя ужасно и провел все путешествие в каюте, неподвижно лежа в постели, как египетская мумия. Когда пароход, наконец, вошел в защищенные от волн воды Саутгемптона, я почувствовал себя заново рожденным.

Не успев причалить к берегу, я тотчас же попал в сеть интриг и загадочных обстоятельств, которые создают России ореол опасности и тем самым придают ей особое очарование.