Мои Великие старики

Копелев многому меня научил. Например, писать прошения, ходатайства. Он звал меня Сисан, по-китайски «учитель». Потому что я тоже старался всем помогать выживать в неволе. «Не пиши длинных просительных писем, – говорил Копелев, – никаких пяти или шести страниц. Все излагай на одной. Начальство не любит читать большие рапорты. Суть дела излагай емко и скупо». И я написал: «Не понимаю, что такое „Особое совещание“. Я вырос в Китае и приехал в СССР из Китая. Прошу пересмотреть мое дело и, если виноват и сознаюсь в своей вине, прошу расстрелять». Я написал и Ворошилову, он тогда был председателем Президиума Верховного Совета СССР.

Смертельный укол

– Много в моей жизни было тяжелого, страшного, унижающего человеческое достоинство. И, наверное, я человек неслабый, если многое сумел пережить. Но одно обстоятельство, связанное с моим заключением и работой в закрытой воинской части № 1201, не дает мне покоя до сих пор. Я говорю об этом впервые.

После окончания срока «наказания» в отдельном лагерном пункте тюремного отдела КГБ при Совете Министров СССР 16 мая 1955-го, я, конечно, ждал реабилитации. Работал в должности старшего инженера. У власти был Хрущев, и этот короткий период его правления Эренбург назовет «оттепелью». Но оказалось, что вся эта государственная камарилья, которой я был вынужден служить верой и правдой, продолжала замышлять против меня и таких же, как я, воистину шекспировскую месть и казнь. Да что Шекспир, страдания его героев – детские забавы в сравнении со страданиями тех, кто попал под молот чудовищной карательной системы той эпохи.

Вместе со мной работали два сотрудника – Барышев и Надеждин, здоровые, крепкие мужчины. Зимой они выбегали на снег, делали гимнастику, круглый год обтирались холодным полотенцем. Они тоже, как и я, ждали реабилитации после освобождения. И вот как-то их позвали в медсанчасть и предложили пройти оздоровительный курс лечения. Заключался этот курс только в одном – пациент должен был регулярно приходить к медсестре для укола. И что же, неожиданно один за другим Барышев и Надеждин умирают. Один – от инсульта, другой – от инфаркта. Все мы, знавшие их, были в шоке. И вот однажды симпатичная молодая сотрудница санитарной части как бы между прочим предложила мне малость подлечиться – пройти курс оздоровления. Я пришел к ней в кабинет в тот момент, когда она перебирала медкарты, и краем глаза заметил, что под моей фотографией на плотной картонной карточке было жирно выведено «Сов. секретно». Я еще подумал, что же совершенно секретного в том, что со мной делают врачи и сестры? Ну вколют витамин С или какой-то иной витамин. Мысль промелькнула, и я о ней тут же забыл, подставил свою руку для банальной оздоровительной процедуры.

Вспоминает жена Анатолия Александровича Валентина Николаевна: «Я помню тот день, помню, как это начиналось. Я пришла из института, где тогда работала, и стала мыть окна. Толя, молодой, красивый в белоснежной рубашке и светлых брюках, сидел на диване. И вдруг он попросил меня закрыть окно. „Закрой окно, мне плохо“, – вдруг четко сказал он. Я посмотрела на него, выглядел он нормально, и я, подумав, что Толя шутит, продолжила свое дело. Но он снова уже более настойчиво бросил: „Закрой окно, мне плохо, я умираю…“ – „Не выдумывай, дай мне домыть окно, завтра не будет времени“. „Вызывай „скорую“, немедленно…“ – закричал муж. Я бросила на него взгляд: его всего трясло, зрачки расширились. Так началась непонятная до сих пор болезнь. Приехавший врач недоумевал: „Очень странно, человек вроде бы здоров“. Мы поместили Толю в Институт профзаболеваний, но и профессор Кукушкин, которому он рассказал о грифе „Сов. секретно“, не прояснил картину. Я интересовалась у разных медицинских начальников, но никто ничего не понимал. Короче говоря, тот единственный укол стал причиной повторяющихся приступов головной боли и шума в ушах. Каждую ночь в течение многих лет мы вызывали „скорую“. А вы, наверное, удивлялись, почему Анатолий Александрович временами как будто бы вас не слышит?»

А. А. Тарановский:

– Из страшной смертной картотеки я знал только тех двоих, которых отправили на тот свет. А карточек в ящике было много. Зачем они такое творили? Догадываетесь? Они не хотели оставлять свидетелей. Мы слишком много знали. Над страной вроде бы забрезжил рассвет, люди стали легче дышать, и инквизиторы заметали следы.

2005

Советский разведчик русский князь Анатолий Александрович Тарановский скончался 18 июня 2010 года в возрасте 87 лет.

Глава 31. Фотограф Владимир Мусаэльян и генсек Леонид Брежнев

«Хороша машина, но четыре колеса мои…»

Владимир Мусаэльян всю жизнь запечатлевал советских вождей от Хрущева до Ельцина. В течение многих лет он был допущен к телу Леонида Брежнева, пребывая в статусе его личного хроникера. В ТАСС он пришел в 1960 году и до сих пор работает в должности специального корреспондента. «Скромный, не чиновный, не амбициозный человек», – сказали о нем коллеги.