– Что-то пропало? – Я притворился заинтересованным.
Саша притворился информированным:
– Сущая мелочь. Около пятидесяти евро.
– Кто ж так работает? – вставил я свою реплику в наш импровизированный спектакль.
– Есть три версии, – сказал Петер, которому единственному из нас не было нужды импровизировать. – Первое: профессиональные взломщики. За это говорят следы на входной двери. Против этого – их поведение в детском саду и то, что они все бросили и ушли. Второе: наркоманы. Эти вполне могут иметь при себе стамеску, и они достаточно глупы, чтобы оставить ее снаружи, а потом отказаться от своих намерений из-за тонкой двери, которую можно было бы просто выбить. За это говорит то, что пропала лишь мелочь и не взят даже компьютер. Против – то, что преступники, очевидно, были в перчатках. Третье: вандализм. Хотя против этого говорят стамеска и перчатки.
Интересные теории смог вывести опытный полицейский из такого минимума следов. Четвертый сценарий – фиктивный взлом – явно не пришел ему в голову.
Но мой внутренний ребенок захотел добавить еще и пятый сценарий:
«Может, это были те отморозки из парка».
Я кое-как справлялся со своим гневом на отморозков из парка с помощью регулярного осознанного дыхания. Пока не сорвался с тем кубиком льда. Тот срыв однозначно можно было списать на счет моего внутреннего ребенка. Он ненавидел этих отморозков всем сердцем. Перманентно. И это было столь же понятно, сколь и оправданно. Он же был ребенком. Во всяком случае, за последние недели я понял, что это не я все время завожусь из-за поведения тех типов. А мой внутренний ребенок. Соответственно, моему внутреннему ребенку было совершенно все равно, что отморозки из парка не могли быть виновны во взломе, поскольку его инсценировали мы с Сашей. Я сунул руку в карман брюк и погладил птичку-повторюшку, чтобы успокоить моего внутреннего ребенка.
Однако у нас шла партнерская неделя, так что я не хотел полностью игнорировать его желания.
Поскольку я сам заказал фиктивный взлом, то с моральной точки зрения было бы предосудительно обвинить в содеянном кого-то другого. Поэтому я перевел стрелки.
– Саша предположил, что это могут быть типы из парка напротив, – заметил я. Это было правдой уже хотя бы потому, что Саша на самом деле, заведомо ложно, высказывал такую теорию.
– Каких-либо зацепок для этого нет, – ответил Петер. – Тот факт, что люди по ночам плохо ведут себя в парке, еще не дает оснований подозревать их во взломе.
– А вы не хотите проверить этот след?
– Мы должны экономно расходовать наши ресурсы.
Я был так же неудовлетворен этим ответом, как и мой внутренний ребенок. Тот факт, что полиция страдала от острой нехватки персонала, не давал оснований игнорировать разумное подозрение.
– И как ты теперь оцениваешь опасность для детского сада? – спросил я Петера.
– Дело кончено. При всех трех возможных сценариях преступники не пойдут на это еще раз. Я думаю, завтра детский сад можно будет совершенно спокойно открыть. После того, как сегодня здесь поработают стекольщик и уборщицы. А вы подумайте о том, чтобы поставить решетки на окна первого этажа.
Самозарешечивание. Вполне разумное решение, чтобы снизить уровень преступности в Германии. На деньги, потраченные на добросовестное зарешечивание всех окон первого этажа в стране, несомненно, можно было бы нанять достаточно полицейских, которые стали бы добросовестно бороться с преступниками.
– Спасибо за подсказку. И спасибо, что твои люди появились так скоро, – поблагодарил я Петера.
Он повернулся, чтобы идти:
– Не за что. Речь ведь идет и о безопасности моего ребенка.
Когда мы с Сашей остались вдвоем, я осмотрел правдоподобный хаос в кабинете.
– Отлично сработано, – похвалил я Сашу.
– Большое спасибо. Теперь, наверно, я могу это все убрать?
– Я тебе помогу. И кстати, идея – высший класс: сделать вид, будто эти типы сначала хотели взломать входную дверь. Где ты взял лом?
– Нигде.
Я взглянул на него вопросительно:
– Входная дверь на самом деле была взломана.
– А почему же Петер думает, что грабители лажанулись с дверью?
– Потому что замок потом поставили обратно.
– Это ты?
– Нет. Те, кто освободил Бориса.
Меня обдало холодом. Конечно, я должен был понимать, что тот или те, кто вытащил Бориса из подвала, так или иначе побывали в нашем доме. Но лишь сейчас я окончательно понял, насколько близко при этом он или они уже подобрались ко мне. И к Саше. В конце концов, мы жили здесь же, только по лестнице подняться. Защищенные всего лишь двумя квартирными дверями. Почему нас не убили прошлой ночью просто из мести? И почему кто-то взломал входную дверь, освободил Бориса из подвала, а потом починил эту дверь? В этом не было никакого смысла.