Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно

Мое расследование на данный момент зашло в тупик. Мы с Лаурой вернулись в гостиную. Я попытался расслабиться и сфокусироваться на приятных аспектах этого вечера.

Быть взрослым прекрасно среди прочего потому, что вещи, которые в юности считались китчем, с возрастом становятся очень стильными. Песни на пластинках «Kuschelrock»[29], к примеру.

Я поставил на проигрыватель старую пластинку «Kuschelrock», и комнату наполнили красивейшие баллады старых добрых восьмидесятых. Каждый раз я заново открывал для себя, насколько же выразительны были любовные песни в те времена, когда певцы отзывались своими произведениями на весьма реальную опасность – опасность ядерной войны. По сравнению с ней такие опасности, как микропластик в зубной пасте, казались мне не особо прочной основой, чтобы творить на ней нечто воспевающее мировую скорбь, если вообще можно сказать, что современные исполнители выходили за рамки воспевания собственной незначительности.

Мы сели на диван и тут же завели довольно доверительный разговор.

Лаура и ее пятилетний сын Макс всего полгода как вернулись сюда. Лаура работала врачом в ортопедической клинике. Она выросла в этом городе, но после окончания средней школы уехала в Баварию, чтобы изучать медицину. Там она тоже работала по своей специальности в одной клинике. На протяжении двух или трех лет у нее был роман с главврачом ортопедического отделения. Однако тот больше понимал в межпозвоночных дисках, чем в контрацепции, и однажды при их совместных упражнениях по укреплению тазового дна Лаура забеременела. Главврач, уже двадцать лет женатый, отец двоих детей, уклонился от своей ответственности производителя. А Лаура – от предложения бесплатного аборта. В итоге Лаура получила Макса, и больше ноги ее не было в той клинике. В конце концов она вернулась в родной город. Который ее родители как раз покинули, эмигрировав на Канары.

Правда, ее брат с любовью заботился о Максе. Лаура обосновалась здесь и была теперь одинокой матерью классного мальчугана. И врачом. И безумно привлекательной женщиной. Уже одно то, как двигались ее губы… Слова, которые получались при этом, были, по сути, побочным продуктом. Губы Лауры при каждом втором слове создавали восхитительные складочки в уголках рта. Классная женщина. И одна. И осталась со мной не из-за меня, а из-за своего брата. Как я только что узнал от моего внутреннего ребенка.

«Что ты сказал?» – спросил я его.

«Она сама только что сказала, что ей твои желания не в счет. Слушать надо».

– Извини, что ты только что сказала? – переспросил я Лауру.

– Что, вообще-то, я осталась тут подольше только из-за моего брата. У меня к тебе просьба.

– Ах… ну, это… о чем речь?

– У моего брата есть правовая проблема с его фирмой, и ему бы пригодилась консультация адвоката…

В этот момент я бы и сам охотно надел оборонительные доспехи моего внутреннего ребенка. Мотивированный советами господина Брайтнера, я наконец-то повелся на то, что привлекательная женщина воспримет меня как мужчину. По крайней мере, таково было мое желание. И это желание, по-видимому, опять было кое-кому безразлично. На этот раз Лауре. Мы не проговорили еще и десяти минут, а я опять был только адвокатом, который должен кому-то оказать какую-то услугу. Но я попытался оставаться открытым и внимательно слушал. Я предотвращу все уколы, прежде чем они ранят моего внутреннего ребенка.

– …А я ведь каждый день вижу на дверях табличку твоей конторы, когда привожу и забираю Макса, поэтому пообещала брату просто спросить тебя, можно ли ему тебе позвонить.

Возникшее у меня к тому моменту желание интимных прикосновений было не совсем равнозначно желанию Лауры установить контакт между мной и ее братом.

«Опять кто-то, кому плевать на наши желания!» – протестовал во мне внутренний ребенок. Явно обиженный. «Скажи ей, пусть пьет свое вино дома. Пусть этот брат ищет себе адвоката с регулярной сексуальной жизнью, а нас оставит в покое».

Нет, я не буду этого делать. Я пытался не реагировать ни нападением, ни защитой. А просто быть взрослым мужчиной, у которого, с одной стороны, имелись некие желания, но, с другой стороны, на его двери висела фирменная табличка.

«Ну давай сделаем ей одолжение. У нее ведь больше никого нет», – убеждал я.

«И она выглядит такой ранимой, с этой тенью грусти вокруг глаз. И родители не здесь… – отвечал мой внутренний ребенок. – Посмотри-ка в справочнике господина Брайтнера на букву „С“ – синдром помощника. Тогда ты узнаешь, что это как раз та самая фигня, с которой мы хотели покончить».