Мои Воспоминания

На мой вопрос, почему он не хотел иметь такое красивое поместье бесплатно, дед ответил, что жить в деревне, а не в городе, считалось тогда чем-то неприличным. Лет через двадцать, после освобождения крестьян и после польского восстания, дед таки взял поместье в аренду и платил тысячу пятьсот рублей в год.

Глава 11

Моя мать. – Раввин Лейзер. – Страдания моей матери. – Каменецкий раввин. – Бабушкин совет.

Мать моя в доме деда была, словно Божье наказание. Она не подходила к дому. Воспитана она была таким отцом, как раввин Лейзер из Гродно, который с восьми лет не смотрел на женщин, и когда после своего тестя, р. Хилеля Фрида, зятя р. Хаима Воложинского, был в Гродно учителем меламедов, то перед ним по улице шёл шамес и сгонял всех женщин с тротуара.

Приходя по пятницам в баню, р. Лейзер раздевался вместе с бедными людьми. И увидев у бедняка рваные сапоги, с ним менялся, то же и с рваной рубахой и штанами: он отдавал бедным собственное и надевал бедняцкое. А когда приходил домой – в рваной, паршивой одежде под капотом со штреймлом, бабушка его не узнавала. Этого, говорил он о штреймле и капоте, уже нельзя поменять. Бабушка, конечно, от таких действий подымала крик: для неё это было таким расходом, с каким не было сил сладить, город в те времена платил раввину мало, так что им с трудом хватало на жизнь, а готовить мужу каждую пятницу новую одежду – на это головы не станет. Но он её утешал тем, что бедняку важнее иметь хорошие сапоги, так как он, несчастный, должен ходить, чтобы заработать деньги; а в рваной одежде и рваных штанах он ещё может, во-первых, простудиться, а во-вторых, долго в такой одежде в поисках работы не походишь.

Бабушка не хотела его огорчать, шла к себе в комнату и плакала. Но об этом деле стало известно в городе. Нашёлся богач, который себя держал за родственника, и стал посылать бабушке в пятницу вечером одежду, чтобы раввин мог свою раздавать.

У него было много книг, которые стоили тысячи рублей. Эти книги он унаследовал от отца, р. Ехезкеля, и от тестя, р. Хилеля, и ими был полон весь дом.

Он обычно сидел в комнате с закрытой на цепочку дверью и занимался. В комнате была маленькая дверца, которую он открывал, когда стучалась его жена раввинша. Когда приходили женщины с вопросами, раввинша выслушивала вопрос и передавала мужу через дверцу, и он решал. Когда возникал вопрос о трефном или по поводу кур[114], раввинша протягивала ему через дверь объект вопроса, а он осматривал и решал. Раввинша поэтому стала большим специалистом в этих вопросах и в большинстве случаев решала сама. Муж выслушивал её мнение и проверял, а позже уполномочил её выносить решения по самым лёгким вопросам. Она также вполне была способна выучить лист Гемары и даже считалась за учёного.

Р. Лейзер читал вместе со всеми только «крият-шма»[115] и «Шмона-эсре»[116] И даже это было для людей трудно. Приходилось долго ждать, не меньше часу. Прочие молитвы он всегда читал «для себя», и это продолжалось по два часа. Благословения продолжались у него по часу. При каждом слове он ревностно возносился взглядом к Всевышнему, вникая в смысл молитвы. Он стал большим знатоком в Вопросах и ответах[117] - и к нему обращались раввины со всего Виленского округа. У него также имелись книги с вопросами и ответами, которые нигде не купишь.

Дом его всегда был полон раввинами и учёными. Гродненские учёные любили даже поговорить о Торе с раввиншей - к нему самому было трудно подступиться. К учёным вопросам она подходила со свойственным ей здравым смыслом, а если в чём-то затруднялась, то спрашивала у него, когда никого не было.

Мою мать начали сватать с двенадцатилетнего возраста; но только дед, который понимал в людях, не мог сделать выбора. Он, наверное, искал такого жениха, чтобы отличался и в учении, и в родственных связях. А когда такой нашёлся, то не понравился бабушке. Она не хотела, чтобы у её дочери был муж шлимазл, говоря, что шлимазлник-раввин – это тоже плохо для жены и детей.

У него она имела большой авторитет: была из хорошей семьи, очень умная, и как раз благодаря ей он смог стать таким честным евреем, как ему хотелось. Она много страдала от его набожности и доброты, и если во время еды приходили в дом бедняки, он приглашал всех к столу и предлагал лучшие куски. Он говорил, что бедняк так голоден, с такой жадностью ест свой кусок хлеба, что трудно смотреть… И таким образом он мог позвать к столу десять-двенадцать бедняков. Все домашние выходили из-за стола голодными, но если ещё для нескольких бедняков не хватало, он посылал купить хлеба и булок, и из них никто не уходил голодный.

Раввинша часто плакала и жаловалась, что не может выдержать расходов, хотя и получала большую поддержку от своей раввинской семьи, где знали об их положении. Также и богачи были, которые хорошо помогали. Но всего этого было мало р. Лейзеру для его бедняков, которых он хотел поддерживать. Она с детьми почти терпели голод.